Слава Копейкин: никто в здравом уме не хочет жить, как жили в 90-х
Молодой талантливый актер Слава Копейкин, прославившийся ролями в популярных фильмах. В новом сериале «Дети перемен» играет человека, перешедшего границу закона и пытающегося выстроить свой личный баланс добра и зла. О новой роли, мечтах о Голливуде и путеводителе для Москвы — в эксклюзивном интервью «ТН».
— На НТВ идет показ нового фильма «Дети перемен», где вы играете одну из главных ролей. Криминал, лихие девяностые — все, как мы любим. Чем привлек вас этот проект?
— В первую очередь это режиссеры Сергей Тарамаев и Любовь Львова, которые меня пригласили. Они же написали и оригинальный сценарий фильма. Я их знал и восхищался их творчеством еще до того, как начал сниматься в «Детях перемен». Эта история меня привлекла тем, что обычно фильмы про лихие девяностые — это, как правило, сюжеты про бандитизм: смерть, разборки, перестрелки... В данном проекте криминал — это второстепенная сюжетная линия. Да, там присутствуют бандиты — ну как же без них в то время? Но они не главные герои фильма. Мы видим, как на наших глазах разворачивается в первую очередь социальная драма. Как люди выживали, когда нет денег, когда закрываются заводы, как они преодолевали трудности и находили новые пути.
— Расскажите, как распределяются роли в семейно-творческом тандеме Тарамаев — Львова? Как они взаимодействуют на съемках?
— Я не могу сказать, что у них есть какое-то четкое распределение ролей, что действуют каждый по отдельности. Например, один дает актерскую задачу, а другой — сценическую. Такого нет! Есть единый организм. Как в процессе написания сценария они как одно целое, так и в процессе съемок. Словно многорукий Шива, который контролирует весь процесс и умело направляет его в нужное русло. Нет разногласий — ни внутренних, ни внешних. Сергей и Любовь вместе и сразу задают нужную атмосферу и рабочий ритм на съемках. А когда режиссер знает, о чем он делает историю, то и актеру спокойнее, легче и ясно, что надо делать на площадке.
— Дуализма мнений на площадке нет?
— Нет, работают в едином порыве и полном согласии. И еще одна отличительная черта — они всегда приветствуют, если актер что-то предлагает. Я с ними быстро нашел общий язык, и все мои предложения охотно принимались, и даже не спорили.
— Удалось ли вам стать для них «своим» актером, который будет кочевать с ними из проекта в проект?
— Мы хорошо общаемся, списываемся часто. Когда встречаемся — шутим, обсуждаем какие-то моменты. По результатам обратной связи вижу, что они любят меня настолько, насколько я люблю их.
— Вы родились позже времени, который показан в фильме. Откуда при подготовке к фильму черпали информацию о детях перемен, об их желаниях и помыслах?
— Если честно, то я не готовился сверх того, что я знал до этого. В нашей литературе и кинематографе много уже сказано об этом периоде, и этого достаточно, чтобы получить максимально полное впечатление о том времени. Достаточно отъехать на несколько километров от столицы, и ты, так или иначе, воочию увидишь отголоски этих времен. А я отъезжал от Москвы намного дальше. Я и в деревне проводил много времени, и по российским городам ездил, видел другую жизнь, других людей. Может быть, это были уже не те бандиты, которые показаны в фильмах, но я видел достаточно людей, которые находились на грани или за гранью общепринятых норм и тех, кто сумел себя спасти, — все это я впитывал. Я очень наблюдательный и насмотренный человек в этом плане.
— А родители что-то рассказывали? Они же все это пережили.
— Нет. Отец мне больше рассказывал про советское время, про семидесятые и восьмидесятые годы. Да я особо и не расспрашивал. В 90-е годы он был уже не юношей, ему за тридцать было. На тот момент он уже определился со своим настоящим, которое было далеко от тех криминальных кругов, в которых вращается мой герой.
— Ваш герой Петр, как кажется, слишком молодой и должен быть чуть взрослее для своей роли. Это изначально закладывалось или все-таки под вас подогнали этот типаж?
— Когда я пришел на пробы, то пробовался на двух персонажей — Петю и Виктора. Изначально думал, что буду Виктором — это милиционер в фильме. Я тоже думал, что Петя будет старше, поэтому даже не рассчитывал на этого персонажа. Но потом в ходе кастинга они поняли, что Петр — это я. Вместе обсудив этот момент, мы поняли, что так будет даже интересней. Когда привел примеры, они согласились со мной. Есть такой замечательный бразильский фильм «Город Бога», где в какой-то момент главными бандитами становятся дети, и от этого история становится ужаснее в тысячу раз. Беззаконие в руках маленьких детей, им по 12-13 лет, они берут в руки оружие и начинают творить правосудие, как они это понимают. В «Детях перемен» тоже обстоятельства и действительность привели к этому. Мы как привыкли? Школьников в кино играют тридцатилетние, студентов играют сорокалетние и так далее. А в жизни самые горячие и авантюрные — это как раз молодежь от двадцати лет. Именно они готовы делать экстремальное, от чего потом пожинают плоды всю жизнь. Или учатся или бандитствуют, а потом уже становятся кем-то. В данном случае меня не смутило, а даже понравилось, что в этом есть какой-то художественный замысел, интересная, непривычная правда.
— Генеральный продюсер Федор Бондарчук, который сам является и режиссером и актером, как-то проявлял себя в проекте? Появлялся на съемочной площадке?
— Я с ним на съемочной площадке не встречался. Однажды, когда мы уже досняли, я увиделся с ним, и он сказал мне только одно слово — «Молодец!».
— Ваши коллеги рассказывают, что с вашей «киномамой» — Викторией Исаковой — сложно работать, что она категоричный человек, требующая максимального профессионализма на съемочной площадке. Вам как с ней работалось?
— Мне с Викторией было очень комфортно работать. Но вы правы, она настоящий мастер, и я себя чувствовал с ней чуть ниже с точки зрения профессионализма. Смотрел, учился и у нее, и у Тимофея Трибунцева. Я пытался отвечать тем же профессионализмом. И в ходе работы у нас не было неприятных конфликтных ситуаций.
— Значит, вы сошлись.
— Мне кажется, что мастера своего дела ждут такого же профессионализма от своих партнеров. Если этого не происходит, тогда и возникают вопросы. У нас все было замечательно.
— Алексей Балабанов — признанный классик криминального жанра, после фильма «Жмурки» сказал, что этим фильмом можно закрыть исчерпывающую историю криминала в российском кино. Но тема лихих 90-х вновь оказалась сейчас в авангарде кинопроизводства. В том числе и с вашей подачи. «Слово пацана», «Дети перемен», «Лихие» — еще несколько сейчас в прокате и производстве. Чем, на ваш взгляд, обусловлен интерес к этому времени?
— Не думаю, что кто-то открывал «ящик Пандоры», он, на мой взгляд, и не закрывался. Был фильм «Бык», были и другие, не менее громкие, проекты. Просто это очень интересная тема из-за яркости персонажей и жизненных обстоятельств. И с этим проще работать по причине того, что само время дает тебе хорошую основу, оно уже выигрышное. Людям интересен этот период, насыщенный яркими событиями, поэтому появляются кинопроекты, отвечающие этому запросу.
— Этот исторический этап требует переосмысления?
— Мне кажется, переосмыслений уже было достаточно. Почему мы и сегодня читаем Достоевского? Потому что это яркие эмоции, это не про среднее место, это запредельные эмоции. Время 90-х — это тоже про запредельные ситуации, именно из-за этого нам оно интересно, мы не можем в нем что-то придумывать.
— Многие связывают поднявшуюся криминальную волну именно с интересом к этому периоду и бандитской эстетике. Молодежь стала транслировать и перекладывать на свою жизнь киносюжеты. Как вы к этому относитесь?
— Я абсолютно не согласен с такими параллелями. Лично я такой тенденции не вижу. Есть какие-то единичные случаи, которые освещаются в СМИ в определенном контексте, из-за чего может показаться, что появляются такие тенденции. Но это не так. Я, как человек, который постоянно работает с молодежью, активно пользуется соцсетями, наоборот, вижу тенденцию к солидарности и эмпатии. В комментариях мне все пишут про интересный сюжет фильма, и что в жизни никто бы не хотел сталкиваться с беспределом. Никто в здравом уме не хочет жить, как жили в 90-х. И те единичные криминальные инциденты, считаю, говорят не об общем культурном пласте молодежи, а о самих людях, кто совершает эти деяния. Значит, этот человек изначально был на это способен. Я вижу в молодежной среде все меньше внутреннего негатива, тяги к насилию и криминалу. Может быть, это только начальный этап, но у них очевидна тенденция в сторону любви и доброты.
— А какие правила-понятия у самого Славы Копейкина?
— Я не назвал бы это понятием, скорее, это мироощущение. В принципе, есть такая мудрость: «Убеждение — худший враг для истины, чем ложь». Как раз убеждения нас всегда приводят к заблуждениям. У меня есть мироощущение того, что мир сложен и многообразен, его нужно осмыслять. В нем есть и плохое, и хорошее, и у всего есть первопричины. Главное — самому в первую очередь стараться развивать в себе добродетели, стремиться к добру и миру. И во мне тоже есть что-то неидеальное. Никто не идеален, но стремиться к этому надо, чтобы максимально раскрывать свой потенциал.
— Какой потенциал вы хотели бы раскрыть у себя своими ролями, образами?
— Как многопрофильный артист, возможно, я хотел что-то написать, снять личное, авторское. У меня были мысли и в сторону режиссуры.
— Известно, что вы ученик известного актера Олега Меньшикова. Вы с ним как-то обсуждаете роли? Держите связь?
— Я с ним периодически вижусь, недавно приходил к нему на день рождения, всегда рад с ним встречаться. Насколько вижу, доля гордости в нем за своего ученика присутствует. Пока мне не приходилось просить у него совета, может быть, потому, что достаточно того, что было дано. Но не исключаю, что я когда-нибудь к нему приду и скажу: «Олег Евгеньевич, я не понимаю. Можете сказать, что мне делать?» Я уверен, что он мне всегда поможет.
— А сам он не выступает с инициативой помочь?
— Он нас учил свободе и самостоятельности.
— А что такое «сдержанный профессионализм», которому вас учил Меньшиков?
— Это обыденное понятие — быть профессионалом своего дела. «Не опаздывай, учи текст, разбирай роль». Надо вспомнить, кто ты есть, и делать свое дело. Помнить, что в первую очередь мы — всего лишь люди.
— Как человек, о чем сейчас мечтаете, какие планы строите?
— Пока только бытовые — не то чтобы мечты, просто цели. Купить недвижимость, сыграть больше ролей, быть счастливым, стремиться к внутреннему благоденствию. Опять же, развиваться, пытаться делать сверх того, что я уже делаю. Нет запредельных мечтаний, все очень просто. Разве что Голливуд! Все мы хотим в Голливуд. (Улыбается.)
— В каком вы сейчас статусе, есть ли у вас избранница?
— У меня есть девушка, тоже актриса, Яна Енжаева. И я ее знаю значительно больше, как артистку, чем она меня. Я ходил к ней на спектакли, когда еще был студентом. Она чудесный человек, мы вместе развиваемся, друг другу делаем лучше и делаем лучше мир вокруг нас.
— Как вы это делаете?
— В творчестве. В интервью я всегда говорю о добродетельности, что нужно развивать это качество в себе и вокруг себя. Мы стараемся придерживаться того же вместе.
— Одна сфера деятельности для семейной жизни это плюс или минус?
— Конечно, плюс! Потому что мы оба понимаем, чем занимаемся. Открою секрет: вообще актеры, люди околокиношной или театральной профессии почти ни о чем другом не говорят, кроме как о своей профессии. Практически об этом все разговоры. Иногда даже предлагаю: «Давай не о работе». Но пять минут проходит, и все равно возвращаемся в то же русло. (Улыбается.)
— Расскажите о новых проектах. Где мы вас сможем увидеть, какие роли?
— На данный момент мы снимаем полный метр режиссера Антона Богданова «Красавица» — историю про зоосад в блокадном Ленинграде, в котором работники спасали животных. Также будет фильм Владимира Кота «Холодное сердце» про Снегурочку. Еще на лето планируются съемки проектов, о которых я не могу говорить. В общем, работа кипит. Будет на что посмотреть. Надеюсь, что-то буду делать самостоятельно, и радовать наших зрителей.
— Мне не простят, если я не спрошу про продолжение нашумевшего сериала «Слово пацана». Есть ли какие-то новости, когда начнутся съемки второго сезона?
— Нет. Второго сезона просто не будет.
— Не может быть, чтобы не было!
— Никто не хочет верить. А потом будет грустнее, когда все поймут, что это правда.
— Вы рассказывали, что увлечены историей Москвы — старой и новой. Что у вас есть идея сделать авторский путеводитель. Как продвигается дело?
— Пока никак. Это была мысль, ее пока задвинул в дальний шкаф.
— Времени не хватает или материала?
— Времени не хватает и сил, потому что есть много других задач и идей. Я человек идейный, мне многое что приходит — просто как фонтан, как генератор идей. Но не всегда все реализуется. Как говорил мой мастер, идеи без реализации ничего не стоят. Когда сделаю, тогда можно будет говорить обстоятельно.
— Почему ваш Телеграм-канал называется «Отец русского гуманизма»?
— Я этого никогда не скрывал, это название родилось по приколу во времена студенчества.
— Сейчас нет смысла переименовать?
— Зачем? Это хорошая фишка, «вишенка на торте».
Евгений НИКОЛАЕВ
фото: PR НТВ, личный архив
