Никас Сафронов: художник —это еще и личный бренд
Фото: из личного архива Никаса Сафронова
— Вы стали «темной лошадкой» в шоу «Поймай меня, если сможешь» на телеканале «Россия». Команда телезрителей должна была угадать, поющий вы человек или нет. Благодаря вам участники-телезрители смогли выиграть миллион, угадав, что вы не умеете петь. Скажите, на чью победу больше надеялись — команды звезд или участников-телезрителей? Понравился ли формат шоу?
— Я болею за все команды. Мне приятно, когда выигрывает креативный, смелый, умеющий реагировать участник. Знаете, мне понравилось это шоу — оно интересное, задорное. Хотя я не сразу согласился участвовать. А потом подумал, что это же не серьезно, это игра, фан. Вышел и спел. Я человек азартный, периодически участвую в различных телеиграх. Например, «Кто хочет стать миллионером» или «Сто к одному». Это всегда интересно — возможность выйти за привычные рамки, попробовать себя в новом качестве. Да и посетители на моих выставках часто говорят, что им было любопытно увидеть другого меня. Кто-то даже иначе начинает оценивать мои картины. Я, кстати, снимался в паре десятков художественных фильмов, играл там эпизодические роли. Хотя мне и платили за это гонорары, мною всегда двигали интерес и азарт. Такие эксперименты вдохновляют.
— В чем, по-вашему, заключается популярность этого проекта у зрителей?
— Мне кажется, сейчас не так много ярких и увлекательных шоу, а это меня зацепило, когда я случайно наткнулся на него в эфире. Зрители в зале заряжаются энергией, а те, кто смотрит дома, тоже эмоционально реагируют, переживают, болеют за участников. Ведь нам всем нужны эмоции — особенно творческие, вдохновляющие. И сегодня, в наше непростое время, когда каждый день приносит тревожные новости, такой легкий релакс — именно то, что нужно.
— Не собираетесь ли вы освоить еще и вокал?
— У меня была история в детстве. На каком-то празднике в школе мне надо было спеть песню. Это был класс третий-четвертый. И я плохо подготовился. Забыл слова, прервался, взял листочек с текстом и дочитал его. Это был позор. Я тогда зарекся никогда не выходить на сцену и не петь. Ну и плюс будем говорить правду: у меня нет вот этого вокального таланта. Нужно чувствовать звук, музыку, ритм. Это не мое. Я даже в караоке стараюсь не петь, чтобы не смешить своих знакомых и друзей. И хотя я рискнул спеть в шоу, вокалом точно не займусь. Хотя зарекаться не буду. (Улыбается.)
— А есть ли музыка в вашей жизни сейчас и в каком формате?
— Конечно. Мне кажется, музыка и живопись тесно связаны. Великий Микеланджело говорил: «Хорошая живопись — это музыка, это мелодия». Не представляю свою жизнь и работу без музыки. Какие-то любимые произведения приходят через фильмы, например, мелодии, которые написал Морриконе для фильма «Профессионал» с Бельмондо. Одна из них у меня на заставке телефона. Потом — «Афера Томаса Крауна», где поет Нина Симон. Помню, увидел клип «Стена» PinkFloyd —и не мог оторваться. Иногда мелодии запоминаются только потому, что связаны с каким-то событием в моей жизни — что-то случается, и в этот момент звучит какая-то песня. И сколько бы лет ни прошло, услышав ее, я сразу вспоминаю то событие. Например, HotelCaliforniaEagles или «Падает снег» Сальваторе Адамо связаны с приятными личными моментами. А еще я всегда слушаю классику, когда работаю. Бах, Вивальди, Гайдн, Бетховен.
— Как взаимодействовали с ведущим Владимиром Маркони?
— Замечательно. Лояльный парень, приятный, ко мне очень доброжелателен. Ты же всегда позитивен в отношении людей, которые к тебе хорошо относятся. Это свойство любого человека.
— Продолжаете ли вы свой проект «Река времени»? Много ли там уже портретов?
— Ну, «Река времени» возникла не просто так. Еще в 80-х годах у меня появилась возможность ездить за границу. Я ездил по Европе, изучал технику старых мастеров, копируя их картины — Рафаэль, Веласкес, Гойя, Караваджо, Брейгель, Мемлинг, Микеланджело.У меня скопилось около 150 копий на скромных холстах, некоторые потрескались. Выбросить жалко — они часть моей жизни. Так и лежали, пылились. В 90-х я начал зарабатывать, стал поддерживать братьев и сестру. Брат Володя на заводе в Ульяновске по полгода зарплату не получал, сестра подбирала собак и кошек по всему своему району, и поэтому денег ей вечно не хватало. Один знакомый сказал: «Никас, ты же хорошо зарабатываешь. Ну есть у нее слабость — бездомные животные. Она замуж не вышла, осталась старой девой. Вот и помогай ей. Ты же любишь животных». Я согласился и, приезжая к ней в гости и передавая деньги, стал делать наброски ее питомцев. Потом пришла идея — вписать их головы в старые копии, будто эти животные — герои средневековых портретов. Так появилась моя серия «Люди-животные». Но потом моим друзьям это понравилось, и они стали просить, а нельзя ли их образ вписать в портрет. Я попробовал — получилось интересно. Потом сделал портреты нескольких звезд в таком стиле. И назвал серию «Река времени». Помню, написал Роберта де Ниро для этой серии, хотел ему подарить (мы с ним были коротко знакомы, когда он приезжал на фестиваль в Москву), но один клиент у меня перекупил этот портрет. Так что эта картина находится в частной коллекции в Израиле.
— Одна из последних работ, о которой мы слышали, это портрет 47-го президента США Дональда Трампа. Какие смыслы вы вкладывали в эту работу?
— Я поначалу сам не знал, чей именно портрет Владимир Владимирович Путин подарил Дональду Трампу. Потом со мной связался представитель известного американского телеканала и сказал, что располагает данными от представителей администрации США, — это я являюсь автором портрета. Было приятно услышать оценку моего труда от помощника Трампа, Стива Уиткоффа, который в своем интервью поделился реакцией президента на этот подарок. Это не просто картина — это символ. На фоне изображены Нью-Йорк и Статуя Свободы, в руке кепка с лозунгом «Сделаем Америку снова великой», флаг, кровь на лице — все это олицетворяет борьбу и несгибаемость. Такое произведение, подаренное лидером одной великой страны президенту другой, особенно в момент важнейших геополитических событий, бесценно. Для меня большая честь, что мое искусство может сыграть роль в сближении народов.
— Кто оказал на ваше творчество и на личность наибольшее влияние и чем?
— Как и говорил ранее, у меня была возможность изучать старых мастеров за границей. Ездил по музеям, показывал документы, что я художник, и мне, как и некоторым другим таким же новичкам-художникам, разрешали копировать Веласкеса, Рембрандта, Рафаэля, Леонардо да Винчи, Моне в Италии, Франции и других странах. Это была хорошая школа, которая дала мне очень многое. Дальше была история с моим проектом «Река времени», про который я вам уже рассказал. Не могу также не упомянуть Сальвадора Дали — он тоже оставил след своим подходом к жизни. Для меня его пример доказывает, что художник —это еще и личный бренд. Надо уметь заявлять о себе, общаться, развиваться в разных направлениях. Дали научил меня раздвигать границы возможного и смотреть за пределы привычного познания.
— Что было нарисовано на картине, которую сокурсник купил у вас на всю свою месячную стипендию? Какая ее судьба? И стала ли эта картина каким-то переломным моментом в вашей жизни?
— Нет, не стала. Для меня этот факт означает только одно: я не думал, что стану художником, но все равно занимался усиленно учебой. И, наверное, это была первая моя работа, которая мне понравилась, — я не хотел с ней расставаться, но сокурсник уговорил продать. А студентам всегда нужны деньги. (Улыбается.) На картине была изображена зима. Много санок. Радостные дети скатывались с горы. Там была такая веселая история — то есть картинка жанровая, зимняя.
— Сколько стоила самая дорогая ваша картина? Какова приблизительная стоимость всех ваших картин сейчас?
— Меня очень удивило, когда я обнаружил в интернете список «Самые дорогие художники России». Там на первом месте оказалась моя фамилия и было написано: от 3 до 5 тысяч долларов просит за картину самый дорогой художник России. Вся эта ситуация выглядела как розыгрыш или язвительный подкол. Но где логика? Я зарабатываю только своим искусством, и если бы мои доходы действительно ограничивались такими суммами, разве я смог бы купить себе большую квартиру в центре Москвы? Покупать качественные холсты, краски, дорогие багеты. Заниматься благотворительностью, поддерживать талантливых студентов, строить церкви, содержать братьев и сестру. Реальность такова, что мои ежемесячные расходы на все это — порядка 2-3 миллионов рублей. При этом на себя я трачу очень мало — я спокойно ношу недорогие вещи, ем простую еду. Люблю пельмени и жареную картошку, моя помощница варит мне вкусные каши, я сам готовлю отличный омлет. Что касается аукционов, несколько лет назад на Sotheby’s продали мою работу за 107 тысяч долларов. До этого на китайском аукционе одна из моих картин ушла за 145 тысяч. Были случаи, когда мои работы покупали за 300 тысяч долларов. Один король в знак благодарности за портрет, который ему понравился, подарил мне Ferrari, а заказчик вдобавок заплатил 100 тысяч долларов. А на закрытом аукционе в Гонконге мою картину продали за рекордные 985 тысяч. Жаль, продавал не я — коллекционер, который заказал мне ее. Но я не считаю, что это объективная стоимость, видимо, в тот день так совпали звезды и кому-то очень сильно понравилась моя работа. Обычно стоимость портрета начинается от 50 тысяч долларов. Есть картины дешевле, есть картины дороже. Могу, справедливости ради, сказать, что я не накапливаю деньги, они все уходят. Я живу с того, что зарабатываю, и трачу то, что зарабатываю. Я даже не всегда продаю свои работы, могу подарить, когда мне кто-то симпатичен. Это тоже одна из моих прерогатив и основа моего жизненного кредо, что ли.
— Почему решили сотрудничать с Валентином Гафтом над его книгой «Я и Ты»? Что стало отправной точкой?
— В данном контексте вопрос не совсем уместен. Мы дружили с Валей с 1991 года. Он писал стихи на мои картины, мы издавали совместные книги еще тогда. А позже, в последней и предпоследней книгах, уже я писал картины на его эпиграммы и стихи — по его просьбе. Поэтому сотрудничество было закономерным и логичным.
— Довольны ли вы работой или что говорил сам Гафт о ваших работах?
— Наверно, нет. Так случилось, что Валя всегда был слишком требовательным к себе. Он написал стихи на мои ранние, экспериментальные картины, и, конечно, я тоже ими не доволен. Но что случилось, то случилось. Зритель, несмотря на нашу неудовлетворенность, принял эту творческую коллаборацию очень доброжелательно. Но работать с таким большим актером, как Гафт, было огромным удовольствием и радостью. В 2014 году он написал мне на своей книге, где было много стихов на мои картины: «Благодаря тебе я состоялся как поэт». На самом деле как поэт он состоялся задолго до знакомства со мной, но принимал это как несерьезный творческий опус. Но когда его стихи были проиллюстрированы мной, они приобрели новый смысл и звучание. И каждая книга, а первая вышла в 1994 году, была лучше и лучше.
— С кем из известных людей вы хотели бы еще вместе поработать?
— С Шекспиром, с Толстым, с Достоевским. Знаете, когда я был школьником, я нашел книгу «Озорные рассказы» Оноре де Бальзака, оформленную Густавом Доре. И через иллюстрацию смысл этих рассказов раскрылся мне намного богаче и интереснее. Потом, читая уже Ги де Мопассана, я столкнулся с другими художниками-иллюстраторами — Рудаков, Жаннио, Леру, и смысл читаемого через их рисунки приобретал другое восприятие. Как «Похождение бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека без иллюстраций Йозефа Лады были бы намного беднее. Когда снимали фильм про Швейка, героев искали, похожих на иллюстрации художника. И насколько бы беднее был Гоголь без иллюстраций Агина, Бернардского. Намного интереснее, особенно для молодого человека, который только открывает для себя жизнь, познание мира писателей, поэтов через иллюстрацию, где маститый художник предлагает увидеть произведение того или иного автора через его представление мира, через его личное обогащенное жизнью представление.
— Кто вдохновляет вас на создание новых произведений?
— Есть люди, которые внесли в этот мир свою лепту. Как кто-то сказал: «Никто не интересуется теми, кто ищет миллион, но всем интересен тот, кто его нашел». И этих героев может быть очень много: голливудские и наши звезды кино, мировой или отечественной эстрады, литераторы или поэты (такие как Вознесенский, Евтушенко, которых я лично знал и с удовольствием рисовал). Это люди, которые меня вдохновляли и вдохновляют по сей день. Вдохновение я черпаю из жизни героев прошлого, скажем, таких, как Македонский или Александр Невский. А из дня сегодняшнего это может быть мой друг генерал Шаманов, хоккеист и вратарь Владислав Третьяк, спортсмен Александр Тихонов, актеры Олег Табаков или Иннокентий Смоктуновский и так далее.
— Вы говорили, что некоторые идеи картин приходят во сне. Как вам удается «извлечь» их потом из воспоминаний?
— Я давно научился фиксировать фрагменты сна, которые после пробуждения я четко помню. И пока я не переведу их в графику или в живопись, эта картинка из сна не уйдет из головы. Мне кажется, это происходит со всеми творческими людьми, в особенности с художниками.
— Вы — автор своего уникального собственного стиля в живописи, DreamVision. В чем его содержательный смысл?
— Видите ли, каждую картину в DreamVision я расцениваю единым посылом и не делю на фрагменты, как, например, полотна символизма, где каждый объект может быть рассмотрен и осмыслен отдельно. Работы в DreamVision полны узнаваемой образности, которая всплывает из подсознания, как самые знакомые сны. Они не метафора, они — чистая лирика. Погрузиться в атмосферу, чувствовать ее как единственную объективную реальность — это было мной заложено в смысл восприятия DreamVision.
— В российском мире искусства не так много громких имен. А чьи работы вам нравятся больше всего?
— Мне нравятся работы известного мирового скульптора Эрнста Неизвестного, Михаила Шемякина, я считаю одним из великих скульпторов Александра Рукавишникова. Очень много принес в мир искусства Зураб Церетели, который, к моей огромной печали, недавно от нас ушел.
— Интерес к вашему искусству в мире вырос после того, как вы встретились с Папой Римским Франциском и написали портрет Дональда Трампа?
— Судя по тому, что ко мне в последнее время иностранных журналистов приезжает намного больше, чем наших, интерес ко мне вырос у западных СМИ. (Улыбается.) А если серьезно, у меня много планов по выставкам в Ватикане, Риме, Париже, Лондоне, Китае, Японии, ОАЭ и т. д. Есть много проектов, и надеюсь, что их все получится осуществить. Мои работы давно уже есть в частных коллекциях в Европе и на Ближнем Востоке. А теперь посмотрим, насколько мое творчество будет интересно обычной публике в этих странах.
— Ценятся ли на Западе произведения русских живописцев?
— Русское искусство, особенно XIX и начала XX века, было главенствующим в мировом культурном пространстве. И даже сейчас, когда в некоторых странах русское искусство если не запрещается, то отменяется, истинные ценители художественного таланта все равно открыто признают гений многих и многих русских художников. Кстати, когда мы с моим сыном Лукой в феврале этого года были на аудиенции Папы Римского Франциска, тот отметил, что мир стал бы значительно беднее без русской культуры и искусства. Он вспомнил Достоевского, Толстого, Пушкина, Чайковского. И выразил надежду, что скоро русская культура опять вернется на пик общемировых культурных ценностей. А потом благословил мои выставки в Ватикане, Италии и других странах Европы. Я верю, что скоро вновь наступит время культурного расцвета. Мне хочется надеяться, что мое творчество внесет свой вклад в этот процесс соединения стран через культурные «мосты».
— Почему вы считаете важным выставляться и показывать свое творчество именно в Европе?
— Знаете, в Литве есть памятник книгоношам. Они во время войны носили книги, чтобы народ не потерял свою идентичность, свою культуру. Мне кажется, важно не только сохранить свою национальную идентичность, но и знакомить ее с другими странами, народами. Культура и искусство стирают границы и недомолвки, сближают людей, дарят им позитивные эмоции, вдохновляют на добро и созидание. Язык искусства понятнее языка санкций. Наверное, мне тоже хочется внести какую-то свою лепту в то, чтобы нести этот уникальный русский культурный код за пределы нашей страны, знакомить иностранных зрителей как с нашей национальной идентичностью, так и с многогранностью русского искусства. Показать, что оно не ограничивается XIX веком, когда в России был расцвет культуры и искусства, а художники, писатели, композиторы считались национальной гордостью, российским достоянием. Сейчас, к сожалению, художники переживают не лучшие времена, но это не значит, что в России больше нет искусства. Оно есть. И мои выставки за границей — это в том числе и возможность наглядно продемонстрировать это. Надеюсь, что скоро изменится геополитическая ситуация в мире и великие шедевры Репина, Брюллова, Айвазовского, Васнецова, Шишкина и других будут привозить на выставки в разные страны. Наша страна величайшая, ею надо гордиться и показывать наше искусство всему миру.
— Что вы думаете о современном искусстве? Не слишком ли оно переоценено?
— Современное искусство зачастую искажено и переоценено. Сегодня можно не уметь хорошо рисовать — достаточно создать вокруг этого некий хайп или нездоровый интерес. Маркетологи и психологи высчитывают, как продать товар вроде картошки фри или целлофанового пакета под видом произведения искусства — для этого выстраивают пиар-ходы, применяют методы нейролингвистического программирования, завлекают модой, играют на чувстве собственного достоинства человека — мол, если тебе это не нравится, то ты ничего не понимаешь, ты не слишком умный. Сегодня есть такие продукты, как NFT, есть невидимые скульптуры, чистые холсты, бананы. Все это привлекает до какого-то момента. Но скоро станет невозможно продавать пустоту. Мое искусство более классическое и содержательное — то, что, надеюсь, затрагивает душу зрителя.
— Почему в России перестали рождаться новые Третьяковы? Кто из нынешних известных людей мог бы взять на себя эту роль?
— Они есть, но о них почти ничего не известно. Хотя некоторых я лично знаю. Например, Михаил Гуцериев, который собирает коллекцию картин и хочет для них построить художественный музей. Слышал, что у Виктора Вексельберга богатая коллекция искусства. И, если помните, именно он выкупил коллекцию яиц Фаберже на Западе и вернул их в Россию. Наверное, таких коллекционеров, как Георгия Костаки, Савву Морозова, Савву Мамонтова и Павла Третьякова их современники не так воспринимали, как последующие поколения. И, возможно, через какое-то время мы узнаем о тех коллекционерах, которые сегодня собирают российское мировое искусство, но себя не афишируют.
— Какова будет судьба вашего творческого наследия? Кому оно будет передано?
— Хотелось бы передать его государству, но спокойно, без эксцессов. Для этого нужно организовать фонд, чтобы картины были в одном месте, чтобы они и дальше продолжали быть во внимании публики. Резюмируя, хочу передать их стране и своему народу. Я помню одну историю с одним из моих любимых художников Уильямом Тернером, который был очень популярен в начале своей творческой карьеры, а в конце жизни пришел в некое забвение. Тем не менее он передал в дар городу, в Лондонский музей, свои работы. Те не очень охотно хотели брать, сказав, что у них нет мест для хранения, а по большому счету, картины им даже и не нужны. Но дар есть дар, пришлось принять. Популярность Тернера стала расти, вскоре пришлось для его картин построить отдельный музей. Сегодня этот художник считается честью и гордостью Англии, а его музей — одним из самых посещаемых в Лондоне. Я не провожу никакой параллели, но также надеюсь, что мои картины дальше будут интересны публике.
— Вы помогаете своему бывшему вузу. Следите ли потом за выпускниками? Есть ли среди них талантливые, кто уже сумел сказать свое слово в искусстве?
— Талантливых очень много. И у меня есть специальные именные повышенные стипендии как для студентов Ростовского училища имени Грекова, так и для Ульяновского университета, где я декан и профессор. И среди них есть много талантливых художников, но, чтобы по-настоящему состояться, пройдут годы. Ничего просто так сразу не бывает, особенно в наше время. В искусстве живописи не все так просто, Малевич потратил всю свою жизнь на раскрутку своего «Черного квадрата», а людям более талантливым повезло меньше. Во всем есть цепь случайностей и, наверное, Божьего промысла. Надеюсь, кому-то из моих подопечных повезет, и о них будет знать не только Россия, но и весь мир.
— Какова судьба вашего леопарда? Как он к вам попал и подружился ли с кошкой Клеопатрой, которая спасла вам жизнь в Египте?
— Я давно мечтал завести кота. Большого, ленивого и упитанного — чтобы уравновешивал мои творческие порывы и сглаживал импульсивность. Но идеального так и не нашел: самыйкрупный кандидат — мейн-кун на 13 кг. А я-то рассчитывал на животину килограммов эдак на 50! (Смеется.) Что касается леопарда, то там такая история. Один мой клиент (теперь уже друг) хотел подарить мне на день рождения котенка леопарда, но я вынужден был отказаться. Мне искренне жаль животных, которых вырывают из естественной среды обитания. Я категорически против такого.
— Кто из детей вас радует своими успехами?
— Все радуют, если они занимаются любимым делом. Я люблю всех своих детей, и каждый из них определяет свой путь сам. Главное, чтобы ребенок был патриотом, любил свою маму, был добропорядочным гражданином, а я всегда буду помогать и поддерживать, кем бы он ни работал. Для меня главное, чтобы он был человеком, за которого не стыдно. Стефано, например, работает в сфере менеджмента искусства в Париже, Ландин занимается видеопродакшном в Вене... Ближе всех мне Лука, который родился в Москве, и с детства рядом. Я старался поддерживать его во всех творческих процессах, например, я оплачивал ему все участия в международных конкурсах, где почти всегда он становился лауреатом. Как для него, так и для меня это стало важным признанием его таланта и труда в музыке. Сейчас Лука часто помогает мне, и я могу назвать его своим партнером. Он подсказывает, где, как, в каком формате могут быть интегрированы современные технологии в классическое искусство. Летом 2024 года Лука взялся за организацию моей выставки в Санкт-Петербурге «Большая любовь к Петербургу», которая стала одним из крупнейших арт-событий в нашей стране. Теперь я понимаю, что можно делать выставки масштабнее и ярче, и обращаюсь к Луке, надеюсь, все следующие выставки он также будет курировать и поддерживать новый уровень моих экспозиций.
Евгений Николаев
