Марк Тишман: мы все можем, но когда появляется крайняя необходимость
Марк Тишман— артист с особым взглядом на мир, для которого сцена стала местом силы и откровенности. Он чудом прошел на «Фабрику звезд», стал независимым артистом, работает без продюсера и пишет искренние, настоящие песни, на которые его вдохновляет сама жизнь. На канале НТВ близится финал 4-го сезона высокотехнологичного «Шоу Аватар», где Тишман уже много лет является членом жюри. О том, кто его личные фавориты на проекте, моментах триумфа и отсутствии планирования в жизни, а также о причине резкого взросления и итогах года, Марк рассказал «ТН».
— Вы уже старожил «Шоу Аватар», в жюри 4-й сезон, чем вас еще можно там удивить?
— Каждый раз ты думаешь, что все артисты были, все уже было, все удивления, мистификации, но каждый сезон тебя что-то поражает. Во-первых, сильно продвинулись технологии, супердетально стали прорисовывать аватаров, например аватар Золотой рыбки в этом сезоне: плавники, фактура, то, как это живет и работает в разном свете. Ты поражаешься тому, что, существуя только в цифровом виде,аватар реагирует на реальное освещение, взаимодействует с танцорами, реквизитом. Это поражает, таккак сильно продвинулось относительно первого сезона. И, конечно, технология, когда аватар тончайше повторяет мимику артиста, например, один аватар мы разгадали по мимике. Зрители шоу меня часто спрашивают, а как мы разгадываем…
— Да, и вы признались, что в этом сезоне сложнее стало угадывать.
— Сложнее с той точки зрения, что стало больше артистов. Сегодняшний шоу-бизнес и его структура очень изменились, человек, которого не знали вчера, может сегодня залететь с одной песней и стать очень известным. Это достаточно частый случай. Раньше артистом назывался человек, у которого карьера складывалась десятилетиями, а сейчас много артистов, которые известны год, три года, и поэтому круг подозреваемых в нашем шоу сильно увеличился. Потом, вернулись артисты из 90-х, они снова встали на рельсы, очень основательно, они гастролируют, их старые песни залетают в топ, становятся трендами. Сложнее вот с этой точки зрения.

— А кто-то вас в этот раз уже растрогал до слез?
— Да, две героини, Хозяйка медной горы и Золотая рыбка. Каждая из них создала отдельную вселенную, отдельную личность — с чертами характера, интонацией, движениями, свойственными только им. Каждый раз появляется аватар и приносит свою атмосферу, свой внутренний мир. Мы их еще не разгадали, и мне кажется, еще и потому, что придуманный образ разительно отличается от индивидуальности артиста, который управляет аватаром. Они, как писатели, в данном случае, создают новые миры. Конечно, они обе потрясающие вокалистки и артистки.
— А вы за кого будете болеть в финале?
— Я не могу раздвоиться, ипоскольку я старожил шоу, чувствую себя сопричастным к нему и сильно топлю за то, чтобы шоу было интересным. Мне интересна Хозяйка медной горы с точки зрения, что я вообще не понимаю, кто бы это мог быть. Если на Золотую рыбку у нас уже есть какие-то крепкие версии, то тут человек 2 месяца нам пел разный репертуар, много с нами общался, а мы все в растерянности — кто это! Я, как ребенок, жду этого момента в финале, когда поднимется экран и мы увидим создательницу вселенной под названием Хозяйка медной горы. Но еще есть и Кикимора, от разгадывания которой, мне кажется, мы тоже далеки. Она с нами шутит, троллит нас, притаскивает какие-то специальные креативные подарки-подколы, тоже очень забавный персонаж, драйвовый. А у Хозяйки медной горы был драматический репертуар, который мог пронять до глубинных эмоций, слез. И то же самое делала Золотая рыбка. Вот эти загадочные леди мои фаворитки.
— Как у вас в этом сезоне складываются отношения с коллегами по жюри? Спорите часто?
— Мы спорим, конечно. Когда случаются паузы, мы можем начать говорить на отвлеченные темы, но мы настолько вовлечены в процесс, что тут же возвращаемся к версиям, к обсуждению номеров, ищем соцсети «подозреваемых» артистов, исследуем их вместе, чтобы найти зацепки, и нас это очень объединяет. Что мне нравится — у каждого из нас есть своя роль и амплуа в жюри. Очень классно влилась в этом сезоне Клава Кока, мне нравится ее энергия, она обогащает нас своими свежими версиями, артистами, которых мы, артисты постарше, не знаем или не очень хорошо знаем. А с Сережей Лазаревым, Тимуром Батрутдиновым мы с первого сезона, я всегда прислушиваюсь к их версиям. У нас даже есть такой термин «эффект Лазарева», если Сережа скажет, что вот этим аватаром, например, управляет Таня Буланова, и мы тут же все дружно и искренне начинаем видеть и слышать исключительно Таню.

— Марк, а как вы относитесь к тому, что сейчас музыку может писать и исполнять искусственный интеллект?
— Интересная мне тема, я в нее вовлечен, потому что когда сейчас аранжировщики, битмейкеры, авторы присылают песни на продажу, сразу слышу, когда к этому приложил руку искусственный интеллект. Скажу, как человек, который 90 процентов песен пишет сам, я всегда это чувствую.
— А в чем это считывается?
— Что за произведением не стоит опыт эмоционального переживания. Глобально же с точки зрения живого человека ИИ — это цифровое ничто. Мы в него загрузили всю музыкальную библиотеку, и он дальше учится логически отвечать на поставленный нами запрос, выполнять задание. Но почему секрет хита не разгадандаже самыми крутыми продюсерами, композиторами и поэтами? Потому что в этом есть божественная искра, нелинейность мышления, нелогичность, момент вдохновения, момент, когда накопились твои эмоции, твой профессиональный опыт, озарение, ошибка, в конце концов,— и вот рождается песня: несовершенная, но теплая, человеческая. А там нет озарения, там есть алгоритмы. Для меня это все равно, что съесть пластиковый помидор, а не тот, что выращен заботливыми руками, полит дождями и согрет солнцем. Сейчас люди говорят, что через 5-6 лет наша популяция критически изменится, и, может, нам этот эмоциональный опыт не будет важен, это будет пережиток прошлого. Я фантазирую, конечно, но не считаю, что это нереально. Мы же очень сильно изменились, а можем измениться еще сильнее.
— Чем вы сами вдохновляетесь при написании песен? Как много личных историй в вашем творчестве?
— У меня все замешано на этом, поэтому я никогда себя не провоцирую, что надо сесть за инструмент и написать песню. Мое творчество сугубо автобиографичное, ну, или то, что я где-то увидел у близких людей. Я из-за этого никогда не называю себя композитором, поэтом… Бывают, конечно случаи, когда меня просят написать для какого-то события, но глобально я автор своих песен, когда меня припрет, вот тогда у меня что-то рождается. Сама жизнь и люди — главные предметы моего исследования, результатом которого является песня.
— Если оглянуться назад, то какой этап творческого пути был самым сложным?
— Все по-разному сложные. Но думаю, что начало, потому что это такая субъективная профессия, когда ты не понимаешь, артист ли ты и есть ли у тебя что-то, что называют талантом, что позволит тебе свою судьбу связать с такой зыбкой профессией. Годы уходят, чтобы понять, в чем именно твоя сила, миссия. Потому что сегодня, когда есть искусственный интеллект, семплы могут любого человека привести к сиюминутному успеху. Тебе не нужно быть супервокалистом, суперавтором, ты можешь зайти на студию, записать случайную хрень, и она может залететь, завируситься, и тебе покажется, что ты артист. Но мне кажется, что только когда ты десятилетиями строишь свою судьбу, посвящаешь ее профессии, в ней растешь, видоизменяешься, приносишь пользу людям, вот тогда ты можешь называться артистом. Сложен весь путь, но это начало было для меня важным, потому что, как мне кажется, у меня не было очевидных талантов, данных, мне нужно было и себе, и всем вокруг доказать, что я имею право на высказывание на сцене, на место под солнцем в этой профессии. И на это ушло много лет. В 21 год я поступил в ГИТИС, в 27 лет на «Фабрику звезд» и еще какое-то время доказывал себе, что все не случайно.

— Какое проявление признания было для вас самым ценным?
— Сложно что-то выделить. Были моменты, они и до сих пор случаются… Например, когда Георгий Гаранян пригласил меня выступить в Большом зале консерватории. Иликогда Александра Николаевна Пахмутова нашла мой номер и позвонила, чтобы я спел с ними, тогда еще был жив Николай Николаевич Добронравов. Когда первый мой продюсер Константин Меладзе стал хвалить мои авторские песни. Для меня эти люди — музыкальные небожители. Вот на днях Лев Лещенко делал большой концерт к 50-летию песни «День Победы» в Кремле. Он выбрал 25 песен о войне, выбрал артистов на эти песни среди молодого и среднего поколения, которых он считает продолжением российской популярной музыки. Мы с Юлей Паршутой исполнили там песню «Майский вальс». После концерта на сцене Лев Валерьянович к нам обратился: «Я собрал лучших из лучших, тех, кто справится с этими песнями», и я думаю, что это тоже важный момент в моей жизни. Был мощный концерт и эмоции, я понимаю, что это поколение уходит, что Лещенко соприкасался с самыми великими советскими композиторами, создавшими весь жанр советской песни. Через такое рукопожатие ты ощущаешь тот пласт великой советской песенной культуры, которую я обожаю и на которой во многом рос.
— Как вы видите свое профессиональное развитие, вы человек с конкретным планом действий?
— Нет. Мне кажется, во все времена была актуальна пословица «Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах». А сегодня мир настолько ускорился, что горизонт планирования сузился до нескольких дней. Я это очень чувствую, особенно в моей профессии. Ты не можешь даже выстроить стратегию, потому что контекст продвижения песен, что может выстрелить, что может сработать, все это меняется каждую неделю. Поэтому тактики у меня нет. Я знаю несколько базовых вещей: каждый день нужно развиваться, чему-то учиться, нужно не обманывать себя и своих слушателей. Оставаться трепетным и горящим в своей задаче — то, что я выкристаллизовал за годы в профессии, в осознании своей миссии. Я знаю, в чем моя сила, когда выхожу на сцену, я знаю, что должен утешить, помочь не потерять веру, надежду и желание видеть свет в нашей непростой жизни. И дальше в этом я должен не останавливаться. Я ищу разные формы, у меня есть музыкальный моноспектакль «Лица. Эффект отсутствия», в котором я могу более полно высказаться, чем в песне.
— Вы можете представить себя сегодня вне сцены? Чем бы вы тогда занимались?
— Не могу. Сцена — место моей максимальной свободы. Я помню«Фабрику звезд» и первые концерты, когда за кулисами одной большой артистке (Софии Ротару), перед выходом на сцену стало не очень хорошо. Мы ее обступили, она говорила, что все нормально, просто утомление, много перелетов, гастролей. И мы, молодые, наивные, смотрим на нее и спрашиваем, почему бы ей не взять паузу, а она ответила: «Ну что вы, ребятки, потом вы поймете, что сцена — это наркотик». И я только сейчас это понял. Летом у меня был небольшой перерыв в работе по семейным обстоятельствам, и я почувствовал, что моя профессия — это наркотик. Но не в том смысле, что ты страдаешь, когда не слышишь аплодисментов, не получаешь гонораров, не стоишь в костюме в свете софитов, а наркотик в смысле реализованности— когда ты высказан и тебя поняли. Я вспомнил эту историю, когда стал ощущать себя грустненьким, вяленьким человеком, и только вновь выйдя на сцену, я почувствовал прилив энергии, наполненность.
— Вы по-прежнему живете на Патриарших прудах? Не было желания перебраться за город, слушать там музыку леса, птиц?
— Нет. Когда-то я общался с астрологом, и он сказал, что во мне много всего фантазийного, живу во многом в воображаемом мире, поэтому мне нельзя злоупотреблять алкоголем или еще какими-то веществами, моя жизненная задача —это проявленность в конкретных вещах. Поэтому если я уеду за город и буду слушать музыку леса и птиц, то могу вообще отлететь. Не зря я, наверное, так держусь за город, за центр, я люблю энергию города, движение, мне важно выйти и почувствовать вокруг себя эти урбанистические вибрации. Я абсолютно городское животное, и даже когда езжу отдыхать, выбираю старый город, люблю исторические застройки. Поэтому за город меня не тянет. Меня даже родители не могут вытащить на дачу.

— А когда вы последний раз испытали острое восприятие жизни, какие-то максимально сильные эмоции?
— У меня мама в этом году пережила тяжелую операцию, и после этого у меня случилась переоценка жизненных ценностей. Несмотря на то, что я взрослый мужчина, моя мама всегда работала, была в хорошей физической форме, и я воспринимал ее как женщину, которая может все. И когда она оказалась в беспомощном состоянии, лежит в постели и многое не может, то ты вообще по-другому смотришь на мир, на себя и свои возможности. Являясь другом фонда «Подари жизнь» уже много лет, приходя в больницы, я вижу примеры, когда у родных находящихся на лечении людей появляется невероятная сила и способность свернуть горы. Человек так устроен, что мы все можем, но только когда появляется крайняя необходимость.
— Недавно вы написали у себя на странице «Пожалуй, желание — это важнейший ресурс», а какие у вас сегодня желания?
— Мои желания скучны для интервью, потому что людям хочется услышать что-то личное, необычное. Я же сосредоточен на своей профессии, может быть, мне и надо разнообразить взгляд на мир, свою жизнь и себя… Но сейчас мое желание — написать крутую песню, чтобы она помогла людям, чтоб ее пели, чтобы мой гастрольный график был загружен. Это дает мне силы.
— Год подходит к концу, каким он для вас выдался?
— Я как раз недавно задумался над этим, и это было сложно. Год был разный, очень зигзагообразный и эмоциональный, главная задача для меня была не уйти в себя окончательно. А если итоги обозначить, то жив-здоров, близкие тоже живы-здоровы, мама встала на ноги и пошла, даже вернулась на работу. Она у меня, как стойкий оловянный солдатик, ей 76, и она после полугодового перерыва в ноябре вернулась к работе. Мне 46 лет, но я до последнего времени жил с ощущением, что я в начале пути, и вот в этом году я стал ощущать себя взрослым, идет большая внутренняя переоценка. Еще в этом году я стал заслуженным артистом России, хочется поблагодарить моих учителей, зрителей, всех, кто за меня всегда болеет и переживает, ну и себя поздравить тоже можно.
— Где планируете встречать 2026 год? Есть у вас новогодние традиции?
— Да, традиция последних лет — встречать праздник на работе, мне нравится быть с коллективом. Все очень банально, я пишу и поджигаю записочку с желанием, высыпаю в игристое, выпиваю и дальше 1 января стараюсь провести с родителями, а потом, как правило, работа в Москве. Тот год я интересно встретил, первые дни в Москве провел, а потом поехал на Алтай. Может, потому и год выдался такой, ведь поездка была очень духовная, Алтай — магическое место. В общем, в новогоднюю ночь я буду работать, а дальше импровизируем.