Сергей Газаров: не звезда, а театр должен выступать в роли локомотива
В нынешнем году Театру сатиры исполняется 100 лет! Обновленный театр мощно вошел в свой знаменательный юбилейный сезон, представив масштабную постановку, которую уже сейчас называют главным культурным событием столицы. О новых спектаклях, пройденном за три года пути на посту худрука и своих принципах работы Сергей Ишханович Газаров поделился с «ТН».
— В 2024 году Театр сатиры празднует 100-летний юбилей, а сейчас у вас, получается, сотый сезон. Есть какие-то особенности у юбилейного сезона?
— Он получился насыщенным и на яркие радостные события, и на горестные. Хочется начать не с чествований, а с большой утраты, которую понес театр в этом году. Александр Анатольевич Ширвиндт ушел от нас 15 марта, и это новая реальность, которую нам нужно переосмыслить, и в которой нам придется жить. Для театра сейчас непростые дни, всем нам его очень и очень не хватает. С его уходом мы все немножко повзрослели, если так можно выразиться.
— Театр сатиры начал театральный сезон ярко, бурно, громко — с премьеры спектакля «Иван Васильевич». Так и планировалось?
— Театр взял мощный старт — это верно. Но ведь так и должен был начаться наш сотый, юбилейный сезон. «Иван Васильевич» получился масштабным и неординарным спектаклем, в котором участвуют
49 человек — это почти половина труппы. Спектакль пользуется любовью зрителей и проходит при абсолютных аншлагах. Следующей большой премьерой стал «Пигмалион» Бернарда Шоу в постановке Виктора Крамера. Еще мы выпустили два спектакля на Детской сцене — «Дюймовочка» и «Коза Луиза и НЛО». А недавно представили необычную премьеру на «Чердаке Сатиры»: «Сны мальчика. Сказки Щедрина» в постановке Евгения Закирова. Завершит сезон вечер памяти Александра Анатольевича Ширвиндта: 19 июля — день, когда Александру Анатольевичу могло бы исполниться 90 лет. Этот вечер мы проведем в кругу друзей, артистов театра, множества поклонников и покажем его в декорациях спектакля «Где мы?», последней постановки, в которой играл Ширвиндт.
Ну а потом нас ждет следующий, 101-й сезон: в нем запланировано сразу несколько больших премьер, часть из которых уже в работе. Мы откроем его в день столетия театра Сатиры 1 октября 2024 года спектаклем, приуроченным именно к этому дню.
— После вашего назначения художественным руководителем Театра сатиры произошло объединение сразу двух московских театров. Как происходит творческая и организационная интеграция?
— Как минимум необходимо понимать и быть готовым к тому, что любое объединение творческих коллективов — это сложный, тонкий, многогранный и не быстрый процесс. При объединении Театра сатиры и театра Армена Джигарханяна труппа увеличилась почти в два раза: было 64, а стало 120 артистов. Казалось бы, просто цифры, а для худрука это большая ответственность и бессонные ночи, потому что нужно думать, как обеспечить всех артистов работой. Для решения этой задачи мы решили пересмотреть подход к работе и максимально эффективно объединить три составляющие: 120 человек труппы, 1200 мест зрительного зала и 15-метровую сцену Театра сатиры. Нужно было разработать другую репертуарную политику, исходя из новых реалий. В репертуаре театра стали появляться спектакли больших форм: многонаселенные, костюмированные, со сложными фундаментальными декорациями.
Сейчас у нас частенько бывает, когда в течение дня на всех четырех сценах задействована почти вся труппа. Каждый день на разных этажах — по нескольку репетиций, артисты все время в работе, и это главное.
— Какие главные цели вы ставили перед собой изначально и что удалось осуществить?
— Нужно было освежить репертуар, разнообразив его современными постановками. Это вопрос непростой, не односложный, его невозможно решить за один сезон. Важно не только выпускать спектакли, важно также, чтобы о театре и его постановках говорили, обсуждали, спорили. Как сделать так, чтобы люди узнали о постановках и захотели их посмотреть? Мы стали больше времени и внимания уделять нестандартным форматам, которые рассказывают о спектаклях, задействованных в них артистах, сценографах, художниках, то есть всей той творческой команде, которая работает над спектаклем, придумывает его. Значительно обновили визуальный ряд — афиши, программки, репертуар, сайт, социальные сети. Эта работа порой ведется круглосуточно. И я доволен результатом. О постановках Сатиры заговорили, помимо имеющейся публики нами заинтересовался и новый зритель.
— Какие изменения в труппе? На кого будете делать ставку?
— Я принципиально против такого подхода, он может быть применен исключительно к антрепризным театрам. Там это актуально, им нужны звезды, они делают свое дело на сцене быстро и профессионально. Но репертуарный драматический театр должен быть силен сам по себе, всей труппой, и ставка должна делаться только на коллективное творчество, внутри которого есть и всегда будут звездные имена и не только. Должно быть одно целое, чтобы зритель говорил: «Я люблю Театр Сатиры» или «А какая там молодежь!» За последние пару лет в труппу добавилось много талантливой молодежи, которая задействована в множестве постановок и часто в ведущих или даже главных ролях.
— Это старая театральная школа?
— Нет, она единственная. Не звезда, а театр должен выступать в роли локомотива. Разве вы не будете смотреть фильм без знакомых артистов? Разве вам не приходилось смотреть иностранные спектакли на фестивалях, где вы никого не знаете? Согласитесь, в первую очередь захватывает действие, и только в этом случае вы абсолютно свободны в своих размышлениях и эмоциях и следите за происходящим на сцене.
— То есть в труппу кого-то привлекать из громких имен вы не планируете?
— Не стоит понимать так буквально. В нашем театре достаточно звезд и медийных артистов, и работают они много и хорошо. Я говорил больше об использовании театрами медийных артистов. Помню, как Галина Борисовна Волчек принимала в театр новых артистов, которые хотели работать в «Современнике». Она задавала один-единственный и вопрос: «Почему вы выбрали «Современник»? С людьми творилось странное: редко кто из них мог четко ответить на этот вопрос. Для нее это было очень важно. Для нас это тоже архиважно — если к нам приходят новые артисты, они должны понимать, «Почему Театр сатиры». Мы не обычный драматический театр, а единственный в мире Театр сатиры, больше такого нет нигде. Мы не похожи ни на кого, при этом мы можем позволить себе намного больше, чем другие. Само понятие «сатиры» настолько разнообразно и глубоко, что толковать одну его грань ошибочно, это будет однобокое восприятие театра.
— А в чем проявляется уникальность Театра сатиры?
— Например, наши артисты умеют делать практически все — жонглировать, стучать чечетку, разговаривать на разных языках, петь, танцевать, заниматься акробатикой, будучи драматическими артистами, то есть обладающими всеми навыками и талантами, о которых говорил Станиславский. Мы можем позволить себе сделать то, на что не решится другой театр. Поэтому у нас есть пластический спектакль «Арбенин. Маскарад без слов», есть «Иван Васильевич», фантасмагория, объединяющая несколько эпох, есть «Лес» и «Дядя Жорж» — абсолютно русский психологический театр, есть спектакли-концерты «Синий платочек», «Кабачок Сатиры», есть спектакли для юного зрителя, есть даже отдельная сцена для самых маленьких зрителей.
— Вы занимаетесь в театре только творчеством?
—Не только.Погрузившись в жизнь театра, которому скоро исполнится 100 лет, мне быстро стало понятно, что изменения нужны не только в творческой части. Но и в административных и хозяйственных вопросах. И ремонт, и технологии, и развитие. Мы обновили фасад здания, повесили огромные концептуальные афиши, медиаэкран, на котором скоро будет транслироваться жизнь театра. Легендарные сатировские маски, висевшие на фасаде, мы отреставрировали. Сейчас они висят на фасаде, выходящем в Сад Аквариум, который, кстати, скоро получит новое качество благодаря благоустройству. За все это огромная благодарность правительству Москвы. Мы и внутри многое начали менять — технику, звук, свет. Сделали ремонт служебных помещений. Новую входную группу. Театр большой, сделать все намеченное за один сезон не получится. Но я рад, что планы реализуются, что мы вносим изменения, обновляемся, оставаясь при этом приверженными традициям, заложенным ранее.
— Насколько сложным для вас было решение возглавить легендарный театр после Александра Ширвиндта? Как вы оцениваете его творческое наследие?
— В первую очередь это было решение Александра Анатольевича при его жизни, несколько лет назад. Я даже не догадывался, что он меня «наметил» в худруки. Лишь позже узнал о его планах. Однажды я услышал, что он хочет посмотреть мой спектакль «Ревизор», который я поставил в театре Олега Табакова с Владимиром Машковым. Позвонил ему, представился, а Александр Анатольевич говорит: «Ты чего не звонишь, куда пропал?» Я даже растерялся, ведь я никогда с ним не общался. Он пришел с супругой Натальей Николаевной, посмотрел спектакль, потом мы сидели и разговаривали. Он спросил: может, еще и у нас что поставишь? Я согласился.
— То есть это была ваша первая встреча?
— Абсолютно. Я приходил к нему с одним предложением вот в этот исторический кабинет худруков, где когда-то сидел Плучек, а потом и сам Александр Анатольевич. Мы говорили про пьесу «Балалайкин и компания» Салтыкова-Щедрина, которая сейчас у нас идет. Ему идея понравилась. Но не сложилась то ли временная, то ли экономическая составляющая. Меня как раз тогда назначили в Театр Армена Джигарханяна. И вдруг опять звонок: «Как ты? Где ты? Заходи». Ширвиндт мне тогда и сказал: «Я посмотрел «Ревизор» и понял, что ты можешь продолжить то, что есть в Театре сатиры». Спустя время оказалось, что Александр Анатольевич хотел уйти с поста худрука и искал преемника. Многие думают, что Театр сатиры — это просто большой драматический театр, но это не так, здесь своя специфика, зритель, правила, достижения, ценности. И Ширвиндт хотел найти того, кто, по его мнению, смог бы продолжить дело Сатиры.
— Вы это предложение как восприняли?
— Я никак не предполагал такого поворота. И когда поступило официально предложение от Департамента культуры, только тогда осознал, что Александр Анатольевич был настроен решительно. Ширвиндт стал президентом театра, а я был назначен художественным руководителем.
Мы работали вместе. И руководили театром вместе. Общались почти каждый день, до последних его дней. Обсуждали каждый вопрос. Александр Анатольевич смотрел все новые спектакли. Мы обсуждали их здесь, в кабинете худрука, приглашали артистов: он говорил, что хорошо, а что плохо, делал замечания. Был очень рад нашим достижениям.
— То есть в процессе работы у вас не было разногласий?
— Наоборот, он всегда помогал, советовал, участвовал. Но он человек такой: если делал кому-то замечание, то так, что человеку казалось, будто он преодолел самого себя.
— Что самое ценное было в его работе?
— Любовь к своему делу и к ближнему. Доверие, забота, оказание помощи в любой ситуации. Более того, он был открыт всему новому. В этом сезоне мы собрались делать детский спектакль «Маугли». Я предложил Александру Анатольевичу сыграть Каа. Думал, что он рассмеется, откажется. А он возьми и спроси: «А слов много?» Ширвиндт очень внимательно относился к каждой постановке, к каждой творческой идее и задумке.
— А как на становление вашей личности повлиял Олег Павлович Табаков?
— Я считаю, всему, что я умею делать, меня научил Олег Павлович. Это человек, который заложил «бомбу замедленного действия», и не только в меня, а во всех своих учеников заложил этот заряд на всю жизнь. Я благодарен судьбе, что она меня к нему привела. Из его учеников пять человек сейчас руководят московскими театрами.
Я помню все его странные на тот момент фразы, о разных творческих состояниях человеческих переживаний. Олег Павлович говорил вещи, которые мы понимали на треть, потому что были еще слишком молоды. Но по прошествии времени убедился, что учитель был прав.
Александр Анатольевич тоже из плеяды этих гигантов, которые знали, понимали, умели. Незаменимые для меня люди.
— Вы признаетесь, что практически живете в театре, решая все вопросы, от творческих до хозяйственных. Как выдерживаете такой интенсивный рабочий ритм?
— Есть простой рецепт: чтобы выдерживать, не надо обозначать себе конец рабочего дня. Если у тебя в голове, что ты «с восьми до пяти», это будет давить и мешать.
— Можно же делегировать часть задач другим людям.
— Можно. И для этого и существует необходимость собирать команду. Театр — это командный «вид спорта», не индивидуальный. И команда должна быть везде, во всех направлениях, так называемых цехах. При этом в команде должно быть взаимодоверие. Если ты доверяешь работнику, перестаешь его перепроверять. Я рад, что у нас происходит обновление, появляется все больше таких людей, и они бесценны.
— Вы свою команду почти собрали.
— Нет, я собираю ее, и очень дорожу теми, кто уже в ней. Идеальная команда — это мечта, к которой надо стремиться. Когда я поступил к Табакову и нам дали помещение на Чаплыгина, мы зашли туда не репетировать, а выгребать грязь. Мы весь ремонт сделали сами, своими руками. Олег Павлович говорил: «Это важно, чтобы вы все знали, из чего состоит театр. Должны знать, что вы сюда душу вложили». Так начинается команда. Вот почему я вникаю во все вопросы театра. Люди видят, что я кровно заинтересован во всем, в любых мелочах, не только в том, что происходит на сцене. И понимают, что это их театр, их взгляд, их отношение к зрителю.
— Вы много внимания уделяете детским проектам. Какими должны быть спектакли для маленьких зрителей?
— Это очень важный психологический вопрос. Для детей театр начинается не в театре, а дома — с бабушками, дедушками, мамами, папами, братьями, сестрами. Они начинают играть в театр дома. Дети еще не знают, что существует театр, куда их могут привести, где они увидят себя со стороны. Все время говорю артистам: «Когда мы берем какую-то сказку, то должны учитывать, что ее трехлетнему ребенку читала его бабушка. И у ребенка сложился некий стереотип. А ты, такой креативный, если придумал некое ноу-хау с каким-нибудь Колобком, то должен понимать, что можешь вторгнуться и разрушить в сознании маленького человека его ощущение этой сказки. Это рискованный путь». Мы должны понимать ответственность перед детьми, не имеющими защитных функций. Тут надо быть предельно честными и понятными.
— У вас большая работа в этом направлении проводится?
— Абсолютно. У нас хорошие взаимоотношения с детьми, мы даже сделали отдельную Детскую сцену. Примечательно, что находится она там, где когда-то начинался театр Армена Джигарханяна. Это очень символично, ведь Армен Борисович снимался в детских фильмах и озвучивал мультфильмы. В следующем году для детей на Детской сцене будет две премьеры. А на Основной, исторической сцене, для детей у нас уже 56 лет идет «Малыш и Карлсон, который живет на крыше» — легендарный спектакль, на котором выросло несколько поколений зрителей. В нем играло несколько поколений артистов. И в этом есть некий объединяющий символизм. Возможно, на исторической сцене мы сделаем еще один спектакль, но рядом с «Малышом и Карлсоном» должна быть сопоставимая по мысли, по воспроизведению, по мощи, по значимости — по всем параметрам — вещь.
— Как руководство театром повлияло на вашу артистическую карьеру? Есть ли еще неосуществленные актерские мечты?
— Повлияло даже не художественное руководство, а окружение. Я давно ушел из игры на сцене. Олег Павлович меня все время стыдил, что я не выхожу на сцену. Все друзья говорили, что надо играть. Но я держался лет 30. А однажды Александр Анатольевич сказал: «Все должны видеть, что ты с ними. Я же играю». И я решил попробовать в «Иване Васильевиче» сыграть Шпака. Сейчас вот поддался на следующую «провокацию», которую сделал Виктор Крамер, предложив мне вместе с Аленой Яковлевой сыграть «Филумена Мартурано». Роль знаменитая, любимая зрителями, история классная. Мы приступили к репетициям. Скажу о неоднозначных переживаниях: одно дело — роль, в которой три-четыре сцены, а другое — когда ты не уходишь со сцены. Партнерша у меня замечательная, Алена Юрьевна, и режиссер Крамер потрясающий. А сам я, как Городничий: «Страха-то нет, но так,только немножко».
— В прошлом году вы отметили юбилей, 65 лет. Как складываются отношения с возрастом? Как вы его ощущаете?
— Я пытаюсь его ощущать точно так же, как свой рабочий день. Просто надо не ставить дедлайн. Есть и есть. Но если учесть, что мой рабочий день начинается в спортзале, надеюсь, что я в неплохой форме.
— Уже давно так — в спортзале?
— Лет, наверное, пятнадцать. Это уже образ жизни. Мне очень повезло, у нас вся семья такая. Добавьте сюда многочисленных животных, которые у нас живут — кошки, гуси, кролики, собаки, с которыми нужно заниматься, гулять.
— Как относитесь к критике в социальных сетях, телеграм-каналах? Как на нее реагируете?
— Для меня есть только один важный момент, который я обязан слушать, слышать и чувствовать, —это зритель. Все. Никаких «авторитетов» для меня больше не существует. Пусть не обижаются,что я им не отвечаю. Стрелы летят мимо.
Я давно понял, что человечество поделено на две части: одни работают, другие их обсуждают. Счастлив, что я в первой группе, никого не обсуждаю и не осуждаю, а работаю. Мой великий учитель Табаков привил нам правило: мы не можем обсуждать и осуждать своих коллег. Это запретная территория в театральной этике.
Другое дело — внутри театра во время рабочего процесса. Здесь у нас есть закон: я говорю прямо, что артист умеет делать и делает хорошо, а чему ему придется научиться. Но говорю это один на один. Как худрук я обязан это сказать, потому что это моя работа.
— Почему вы не поддержали идею не отменять спектакль «Где мы?..» памяти Ширвиндта 3 апреля?
— Потому что мы хотели быть честными со зрителями, которые купили дорогие билеты на спектакль, на Ширвиндта. Что мы могли предъявить? «Приходите попрощаться с постановкой без главного артиста»? Нет. Поэтому мы отменили спектакль и вернули зрителям все деньги, зная, что вечер памяти мы проведем в юбилей Александра Анатольевича — 19 июля.
Мы обязательно сделаем вечер памяти Александра Анатольевича в день его рождения, 19 июля. И проведем его в декорациях «Где мы?!». Это был его последний спектакль, постановка, которую любили зрители. И в этом вечере примет участие вся труппа. А на сцену обязательно выйдут партнеры Ширвиндта по спектаклю, его друзья и коллеги.
фото: Любовь Шеметова
