Сиу Нгуен: я себя называю бананом — желтая снаружи, белая внутри
Пресс-служба сериал «Высокий сезон
— Вьетнамские корни и мастерство боевых искусств стали пропускным билетом в «Высокий сезон», который снимался в двух странах?
— Все получилось немного спонтанно. Мой друг рассказал Ане Завтур обо мне: «У меня хорошая подруга, она сейчас в Ханое живет, может, она вам пригодится на съемочной площадке в каком-нибудь виде — переводчиком или ассистентом? Ей будет очень интересно». А она рассказала режиссеру Станиславу Иванову, и он предложил поучаствовать в проекте.
— Неужели он даже не посмотрел ваше портфолио?
— Конечно, он посмотрел мой аккаунт в соцсетях. У меня там есть несколько видео из боксерского зала и с актерских курсов. Думаю, все это в комплексе повлияло на его выбор.
— Ваши ожидания от проекта оправдались?
— У меня никаких особых ожиданий не было. Это был мой первый проект, и все на съемочной площадке мне было в новинку.
— Были какие-то сомнения?
— Сомнения по поводу себя были очень серьезные. Мне было очень страшно подвести команду. Съемочный процесс настолько масштабный, что я еще долго не могла поверить, свыкнуться с мыслью, что это все по-настоящему со мной происходит. Эта роль очень круто изменила мою жизнь и понимание моего призвания. Я никогда не думала, что хочу стать актрисой, но все сложилось так, что это нежданное киноприключение меня затянуло и заставило переосмыслить всю мою жизнь.
— Насколько сложными для вас были съемки, ведь у вас там совсем непростая роль для дебюта?
— Да, я играю жестокого телохранителя главного героя, которая сначала бьет или стреляет, только потом спрашивает. Сниматься действительно было очень сложно. Хотя у меня хорошие навыки тайского бокса, но в сценическом бою они не сильно помогают. Это по динамике немного другое действие и надо было немного перестроиться. Поначалу мне было сложно держать правильное расстояние с партнером, с которым снималась сцена противоборства, поэтому боевые сцены были самыми стрессовыми. К тому же в кинодраке актеру приходится испытывать и показывать определенную внутреннюю агрессию, а это для меня сложно пока, так как в жизни я совсем не агрессивный человек. Поэтому мне потребовалось какое-то время для адаптации.
— А как вы действуете в обычной жизни, если случается конфликтная ситуация?
— Я либо словом пытаюсь уладить, либо отойти в сторону. У меня обычно такие тактики. А наброситься на человека и избить его до полусмерти — нет. Этим я, конечно, сильно отличаюсь от своей экранной героини.
— Какие еще интересные моменты были на съемках?
— Для меня там все было интересно. Ты сразу попадаешь в мир, где есть свои правила, о которых ты даже не догадывался. Приходилось учиться вообще всему, где-то подсматривать за коллегами, советоваться с режиссером.
— Был какой-то эмоциональный зажим?
— Поначалу был, конечно. Но на площадке всегда царила очень дружелюбная атмосфера. Благодаря этому я смогла быстро включиться в процесс. Помню, мне постоянно говорили: хорошо, что ты не шевелишься и ничего не делаешь. (Улыбается.) В моментах, когда в кадре было много движухи и сумбура, всегда вставляли мое каменное лицо. (Улыбается.) Поначалу мне было как-то неловко активничать в кадре, и я замирала в эти моменты с тем самым лицом. Внутри-то у меня мысль, конечно, кипела, а вот тело немного запаздывало с реакцией. А еще у меня были специальные линзы ядерно-зеленые для придания большей зловещности. В общем, со стороны смотреть — свирепое зрелище получалось!
— Коллеги помогали в сложных моментах?
— Конечно, все старались помочь, поддержать, давали наставления, причем на разных языках — и на вьетнамском, и на русском. У меня была такая мощная поддержка с двух сторон, и это ощущение коммуникационного моста на проекте мне очень понравилось .
— Жанр боевиков подходит вам? Или все-таки вам ближе драматические типажи?
— Интересно все попробовать. Но, конечно, хотелось бы больше играть драматические роли. Еще хочу попробовать в авторском кино, артхаусе. Я сама такие фильмы с удовольствием смотрю. Мне кажется, здорово, когда есть возможность в психологическом кино не сыграть, а прожить роль, показать свою настоящую рефлексию. В этом и сила кино: оно дает шанс прожить чужую жизнь, стать тем, кем в обычной реальности не осмелишься быть, — и прикоснуться к своим самым тайным мечтам.
Даже если это какие-то темные стороны твоей души, кино дает возможность показать их в открытую. Ведь всем же иногда хочется «зарядить» в лоб тем, кто этого заслужил, или на худой конец пинка дать. (Улыбается.) А в кино это только приветствуется. Чем злее и агрессивнее актер действует на площадке, тем лучше смотрится в кадре. Поэтому жанр боевика мне тоже очень понравился, я бы хотела еще поработать в таких проектах.
— А в жизни часто приходилось давать физический отпор? Ведь люди с необычной внешностью как магнит притягивают различных неадекватов.
— Я всегда ношу «русское лицо». Частенько «надеваю» его на улице, и это меня здорово выручает.
— А что такое «русское лицо»?
— Это лицо, на котором ясно написано: «Не подходи, хуже будет!» или «Че зыришь?!». В некоторых ситуациях это выражение как оберег работает. Помнится, я шла с боксерскими перчатками наперевес и с таким лицом. Какой-то парень хотел ко мне подойти, а другой просто оттянул его назад и сказал: «Не стоит к этой цепляться». И в универе мне всегда говорили: «У тебя такое лицо, что к тебе с праздными речами на хромой кобыле не подъедешь». (Улыбается.)
— Сделали бы из этих боксерских перчаток себе сумочку стилизованную, чтобы сразу было понятно, кто ее владелец.
— Да, а еще можно сразу с боксерской капой ходить по улице. (Улыбается.)
— Что привело такую хрупкую девушку в зал единоборств?
— Когда я ходила на занятия по вокалу, преподаватель мне сказал: «Ты поешь как пугливая девчонка. А тебе нужно стать бесстрашной. Иди-ка ты на бокс, тебе там помогут».
— А что не так было с вокалом?
— С вокалом у меня все было хорошо. Но Андрей Владимирович, мой преподаватель, — мхатовец, да еще и в армии служил. И ему хотелось, чтобы во мне проснулся боевой дух, который бы чувствовался во время исполнения. Оказалось что дух-то во мне и правда есть. Просто он обычно прячется за азиатской кротостью.
— Он просто хотел наполнить ваш вокал еще каким-то внутренним содержанием?
— Вот что делает человек, когда напьется? Он либо поет, либо дерется. И хорошо, когда человек умеет и то, и другое, да еще и трезвый при этом. Когда я спаррингуюсь, я все время себя преодолеваю, борюсь не с соперником, а со своими страхами, неуверенностью. Для меня бокс — это в первую очередь закалка моего духа.
— У вас уже есть спортивный разряд?
— Нет. Я два раза участвовала в соревнованиях. И пока что не решилась выйти на следующие. Чтобы достойно выступать на официальных турнирах, надо очень много времени уделять, специально готовиться.
— Сработал этот прием преподавателя? Вы как-то изменились после занятий единоборствами?
— Я пришла после бокса, спела песню, и девочка, которая слушала, подошла ко мне и сказала: «Ой, что-то хочется водки выпить». (Улыбается.) Я точно стала увереннее себя чувствовать на улице, и по вечерам, когда иду, ощущение, что могу за себя постоять. Может быть, это ощущение надуманное, я не проверяла. Но уверенность в себе появилась и сила в голосе — точно.
— Будете дальше заниматься единоборствами или уже достаточно подняли боевой дух?
— Мне сложно принять эту мысль, но бокс — это очень травмоопасно. Да и тело физически изнашивается, если постоянно ходить на спарринги. Есть более безопасные виды спорта, если хочется поддерживать форму тела. Но эту мысль я отпустить не могу. Возможно, когда-нибудь сыграю роль бойца, тогда отпущу и бокс из своей жизни. А пока хочу снова выступить на соревнованиях.
— У вас же есть еще и семейный бизнес, магазин вьетнамских товаров «Веселый бамбук». Развиваете его?
— Сейчас я морально прощаюсь с этим местом, с магазином, потому что я поняла: не могу одинаково хорошо делать два дела. Бизнес небольшой, но все равно требует непрерывного внимания, постоянного участия, вовлеченности. А я сейчас горю актерством. Хочется больше своего внимания направить туда. Бизнес для меня — это в первую очередь теплая семейная история. Магазин еще мама открыла, она — автор и вдохновитель этого проекта, поэтому психологически мне тяжело принять решение. Но другого выхода не вижу пока, увы.
— Вы родились и выросли в России. Ощущаете себя русской или вьетнамские корни дают о себе знать?
— Однажды с мамой у нас был борщ... с креветками, который точно описывает мое вечное состояние: да, я — «борщ с креветками». Еще я часто себя называю бананом — желтая снаружи, белая внутри. Простите за бытовой расизм. Но это вечное существование и в быту, и в жизни вообще — ты все время «между». Ты — свой среди чужих и чужой среди своих. Принимаешь личину в зависимости от ситуации. В России «простите, я не понимаю, я не из России», а там — «я из России, по-вьетнамски не понимаю, простите, пожалуйста». Это, конечно, самый большой прикол в моей жизни. (Улыбается.)
— Если будет выбор, вы в ресторан с какой кухней пойдете?
— Во Вьетнаме я пойду в русский, а в России пойду во вьетнамский. У меня так часто бывает: я в России очень скучаю по Вьетнаму, а во Вьетнаме очень скучаю по России. Но я поняла: когда я езжу в третью страну, так часто бывает, что в путешествиях сравниваешь — а у них вот так, а у нас вот так. Вот это «у нас» в последнее время у меня — это Россия. Все в Европе сравниваю с Россией, а не с Вьетнамом.
— А на каком языке вы думаете?
— Числа я считаю на вьетнамском, а думаю и пишу дневник на русском. Еще часто мысли посещают почему-то на английском. К чему бы это? (Улыбается.)
— У вас на удивление хороший русский язык. Откуда такое идеальное знание и произношение?
— Вы будете, наверное, смеяться, но я как-то даже выиграла районную олимпиаду по русскому языку. Нам потом в школу звонили и спрашивали: «Мы что, сейчас будем писать эту фамилию? Сиу Нгуен выиграла олимпиаду по русскому языку? Вы там часом ничего не попутали?» (Улыбается.)
— Что в итоге решили?
— Медаль не вручили, но в школьной стенгазете отметили.
— Я читал, что Сиу — это псевдоним. А мама вас называла Ле. Почему решили сменить имя?
— Ле — это в честь Ленинграда, где я родилась. А псевдоним, так получилось, мне дала мама. Когда я была маленькой, меня все называли Сиу. На вьетнамском это значит малыш, а малюсенькая — Сиу-Сиу. Я же родилась очень маленькой, и это домашнее имя уменьшительно-ласкательное как-то прижилось, так что оно у меня с детства.
— У вас два блестящих высших образования, будете ли еще дополнительно учиться актерскому мастерству?
— Я постоянно прохожу курсы и тренинги, все время стараюсь улучшать свои актерские навыки. В специализированное высшее учебное заведение я пока не решилась поступать из-за бизнеса. Но, может быть, скоро в Москве пойду в школу кино.
— Вы в Москву уже давно перебрались?
— Сейчас я еще в Петербурге. Но переезд — это одна из возможных перспектив. Для меня сейчас важно закрыть магазин и отпустить эту историю. А потом уже думать, куда дальше. Еще хочу дождаться премьеры «Высокого сезона», посмотреть, как сериал воспримут зрители. Может быть, потом и в Москву отправлюсь.
— Предложений ролей уже много?
— Предложений пока не так много, как хотелось бы. Но зато охотно зовут на съемки рекламы брендов. Понимаю, что я очень рискованный типаж для российского кинематографа. Если взять меня на роль, то нужно как-то объяснять его биографию. Поэтому в кино пока для меня открыты две двери — что-то фантастическое либо боевик. А в мелодрамах — это очень сложно. Я бы хотела, но понимаю, что это сложно объяснить зрителю.
— Какие еще у вас увлечения? Чем вы еще занимаетесь?
— Я еще пишу музыку. Вот для «Высокого сезона» написала, там будет мой трек к некоторым сценам. Играю на барабанах, на пианино. Раньше я очень много времени посвящала музыке.
— Ваша музыка для клубов или рассчитана на более широкую публику?
— Мне кажется, как и в жизни, в жанрах я существую «между»: в ней присутствуют электронные элементы, но при этом всегда стараюсь писать что-то лирическое и странное. Я смешиваю вьетнамский и русский языки в одном треке, какие-то вьетнамские мотивы на русском. Очень хочу научиться русскому народному пению, чтобы как-то совместить это в своей музыке — электронику и народное фольклорное, русские и вьетнамские мотивы.
— Есть ли рядом с вами сейчас любимый человек?
— Нет. Я уже год в полном добровольном одиночестве.
— Что за аскеза такая?
— Существование «между» предполагает, что я в некотором культурном коде не могу сойтись с русским партнером, и с вьетнамским в том числе. Так как будет очень большой ментальный провал. Я пока не смогла решить эту проблему, и мне захотелось посвятить время только себе. Другой человек рядом — это, безусловно, прекрасно, но близкие отношения — это еще и ответственность.
— В чем различие вьетнамских и российских мужчин? В чем их несоответствие вашим ожиданиям?
— У меня нет ожиданий. Просто я, наверное, не соответствую ожиданиям вьетнамского партнера.
— Как они строят свои отношения?
— У нас все молодые люди живут с родителями долгое время. Даже когда женятся, все равно продолжают жить с родителями. Просто оба переезжают либо в дом невесты, либо в дом жениха. Времени для уединения немного, поэтому у нас люди все время гуляют на улице и в гости друг к другу домой не ходят. Вьетнамские мужчины, конечно, разные. Но там сложился такой семейный уклад, что вьетнамские женщины больше работают и отвечают за финансовую сторону. По сути, они командирши и главные в семье. А вьетнамцы легче относятся к жизни, они всегда на таком расслабоне.
— Особо не парятся?
— Да, правильное слово — не парятся. А на русских мужчин с детства лежит больший груз, они всем «должны»: как выглядеть, как себя вести, сколько зарабатывать. Во Вьетнаме такого нет. А здесь мужик всегда и всем должен с детства. (Улыбается.) Думаю, это главное отличие. А еще русские мужчины много страдают в жизни по разным поводам. Если честно, я им очень сочувствую.
— Какого спутника вы бы хотели видеть вашей второй половинкой?
— Он должен… Вот видите, опять это слово «должен». (Улыбается.) Для меня важно, чтобы он был способен к диалогу. Чтобы мог проговаривать какие-то вещи, умел слушать меня и слышать. Видел во мне больше, чем оболочку. Потому что я знаю, что моя экзотическая для России внешность сильно притягивает людей. Но не все из них готовы столкнуться с тем, что за ней. Ну, еще любимый человек обязательно должен быть с чувством юмора. Мне кажется, что добрые шутки, самоирония — это важно в жизни. Нужно уметь смеяться даже над чем-то серьезным. Иначе никак! Доброта и открытость для меня так же очень важны. Чтобы человек всегда стремился к лучшему, к прекрасному. Это максимум, но мне не нужно, чтобы у моего избранника было все и сразу.
Евгений НИКОЛАЕВ
