Елена Морозова: когда показывают фильм «Евгений Онегин» в формате программы третьего класса — это нонсенс
Блистательная театральная актриса, которую мечтают видеть в своих постановках многие известные режиссеры, обладательница многих самых престижных премий, Елена Морозова всегда охотно откликается на предложения сыграть и в кино. Особенно, когда в интересном проекте собирается высокопрофессиональная команда, как это случилось в новом сериале «Папа Миа», который покажет телеканал СТС. О своей новой роли, судьбе русского театра и гении Пушкина - в эксклюзивном интервью актрисы «ТН».
— Кто вас пригласил и чем заинтересовал проект «Папа Миа»?
— Был обычный кастинг, и он прошёл, на мой взгляд, очень весело. С режиссером Максимом Пежемским мы работали впервые, но у нас как-то сразу получился с ним конструктивный диалог. Мы вместе искали образ моего персонажа, что-то пробовали, и я помню была очень довольна, что роль постепенно складывается, как пазл. Для меня вообще важно при выборе роли насколько мы можем быть созвучны с режиссёром, и я рада, что в этом проекте всё получилось. Сериал просто потрясающий!
— Что за персонаж у вас, какой у неё характер?
— Я играю музыкального продюсера главного героя, у которой в жизни всё разобрано по полочкам, никаких сантиментов, душевных треволнений всё предельно жестко. Её действия подчинены холодному расчету и в голове всегда один вопрос: принесёт ли это какую-то личную выгоду или нет.
— Легко вжились в роль?
— У Станиславского есть такое понятие о роли — «идти от себя». А у Михаила Чехова, который мне всё-таки ближе по духу, эта фраза звучит иначе: «Идите от себя и как можно дальше». В данном случае я уходила как можно дальше от себя, потому что жизненные принципы моей героини для меня чужды и совершенно неприемлемы.
— Успешных женщин-продюсеров в российском шоу-бизнесе не так много. Кроме Яны Рудковской никого сразу и не вспомнишь сейчас. У вас был какой-то реальный прототип вашей героини?
— Нет, какого-то определенного прототипа не было. Я не представляла, я ваяла этот образ. Ну может, что-то заимствовала из ранее подсмотренного. Ведь таких бизнес-леди видно за версту, когда приходишь на какие-нибудь киношные вечеринки, фестивали. По взгляду, по манере разговаривать, то, как они существуют в пространстве. Они очень выделяются в нашей тусовке, так что определенная насмотренность у меня была .
— Выглядят как хищные пираньи в аквариуме с обычными рыбками?
— Ну, примерно так. (улыбается)
— С другой стороны, может быть, это правильная линия поведения с такими разгильдяями-подопечными, как киногерой Павла Майкова? Их же надо держать в ежовых рукавицах или нет?
— С одной стороны, да. Но не так жестко, как она это делает. И мы этот перегиб и попытались с Максимом максимально выпукло показать на экране. Но здесь для меня важна была другая история — то, как герой Павла Майкова по ходу сюжета круто разворачивает ракурс её взгляда на мир. Она начинает понимать, что её жизнь может быть другой. Когда мы с Максимом об этом разговаривали, то поняли, что у моего персонажа обязательно должна происходить личностная трансформация, чтобы была видна перспектива роли — это уже по Станиславскому. И она в итоге всё-таки возвращается к той себе, которая только пришла в этот бездушный меркантильный мир шоу-бизнеса со своей миссией открывать для широкой публики одаренных исполнителей, а не зарабатывать деньги. У нас была заранее проработана глубокая предыстория для моей героини. Мне вообще без предыстории не интересно играть. Я тогда просто не вижу смысла выходить ни на театральную сцену, ни в кадр.
— Павел Майков говорил, что для него эта роль знаковая, потому что в ней прослеживается его творческий путь, когда он после «Бригады» был на волне успеха, но потом всё сошло на нет. Майков - это попадание в десятку? Как вообще работалось с ним?
— С Пашей я просто обожаю работать. Во-первых, он — очень крутой музыкант. И это уже вторая работа с большими музыкантами в моей жизни и обе, я считаю, очень удачные. Ранее мы снимались еще со Серёжей Шнуровым и это тоже было феерично! Это просто фантастика, когда у меня партнёр на площадке уже состоявшийся музыкант. Они настолько свободные и раскрепощенные на площадке, настолько неожиданно импровизируют в заданных рамках, что у меня порой только одна реакция - ах! Меня драматическую театральную актрису этот их экспромтный драйв всегда изумляет. Но это так классно, потому что иногда ты просто в кадре вместе с ним проживаешь то, что он отчебучил. Даже не сразу осознаешь, что он не забыл текст, а этот вот у него такая пауза, и ты в этой паузе тоже существуешь. В общем, я в очередной раз была в диком восторге! Ещё мне понравилось, что Паша в какие-то моменты брал в руки инструмент и начинал играть. Например, идёт перестановка на другой план, а на площадке звучит его музыка, и атмосфера как-то сразу меняется. Это было незабываемо!
— «Папа Миа» — это ещё история и про преодоление, когда подзабытый кумир возвращается на пик своей популярности. Как вы к таким ренессансам относитесь, и чье возвращение коллег из небытия вас особенно впечатлило?
— Первые, кто вспоминается — Ира Купченко, Ваня Охлобыстин. А еще Екатерина Васильева — я с ней ещё в детстве снималась. Одно время говорили, что она насовсем ушла в монастырь и никогда больше не вернётся в актёрскую профессию. Мы все очень сожалели об этом, потому-что она действительно великая актриса. Но, она потом вернулась, и мы этому все очень обрадовались. У меня самой был такой период в жизни. Хотя это было давно, но определенные выводы я доля себя сделала. Вообще считаю, что некоторым коллегам было бы полезно пережить эту крутую жизненную синусоиду, чтобы для себя что-то переосмыслить, понять и спуститься с небес на землю.
— Такая встряска помогает?
— Да, это обычно напрямую связанно с личностным ростом, с формированием новых жизненных ценностей и взаимоотношений с миром. Без встряски у некоторых людей по-другому не получается изменить себя и свою жизнь. Могу сравнить это с очищающей болезнью, когда человек заболевает серьёзно и у него начинает резко меняться мировоззрение. И когда он выздоравливает, то становится другим, и в большинстве случаев с более сильным иммунитетом. Для актёров укрепление личностного «иммунитета» тоже очень важно. Конечно, есть риск вообще не вернуться в профессию, и такие примеры мы знаем. Но, это тоже выбор, который мы должны уважать. Значит человек понял, что это просто не его стезя, и надо с неё сходить, чтобы не потерять на ней себя. Но те, кто всё перетерпел и остался в профессии, они в себе что-то новое точно открыли.
— Вы — одна из серьёзных драматических актрис, с большим количество больших ролей в известных театрах, у маститых режиссеров. Работа в кино — это для вас как лёгкая прогулка?
— Для меня и театр, и кино — равноценны, и везде бывает сложно, но по-разному. Природа профессии вроде бы одна, но балансировать между театром и кино очень сложно, но жутко как интересно. Признаюсь, иногда жаль, что приходится отказываться от интересных ролей в кино, ради театра — это моя боль, но это и мой выбор.
— Как вы относитесь к легковесным экранизациям глубоких классических произведений, таких, как например, ваш любимый «Евгений Онегин»? Говорят эти же авторы хотят переснять «Войну и мир». Нужны ли какие-то государственные фильтры в таких случаях?
— Я считаю, что фильтры точно не помешали бы. Когда взрослым людям предлагают вместо книги полистать журнал «Мурзилка» — это как минимум странно. А когда дают художественное переосмысление «Евгения Онегина» в формате программы третьего класса по литературе — это просто нонсенс. Не туда идёт формат, я считаю!
— За «Евгения Онегина» вам, наверное, особенно обидно, потому что вы свой моноспектакль по этому роману, можно сказать, выстрадали.
— Я его проживаю на сцене до сих пор. Я давно и безнадежно влюблена в Пушкина, и мне хочется передать своим и другим детям эту любовь. Поэтому я часто показываю этот спектакль в школах и мне потом в театр приходят письма: «Спасибо большое, наши подростки хотят ещё раз провести урок по Онегину». Или родители пишут: «Мой ребёнок начал перечитывать Онегина после того, как посмотрел спектакль. Спасибо вам!».
— Я давно и безнадежно влюблена в Пушкина, и мне хочется передать своим и другим детям эту любовь
— Как сами школьники принимают ваш спектакль, надо им что-то дополнительно объяснять сегодня о Пушкине или романе?
— Дополнительно я им ничего не объясняю. Они меня, конечно, поначалу встречают прохладно, общаются «через губу». Онегин — это же точно не их краш. (улыбается) Абсолютно! Но для школьников у меня есть адаптированный вариант спектакля, в котором присутствует интерактив. Я могу посередине текста сходу начать выстраивать с ними живой диалог. Когда начинаю спектакль, я сразу сканирую зал и вычисляю, где сидят лидеры. У они у меня по ходу спектакля становятся Онегиными, Лариными, Ленскими, а дальше вся аудитория уже идёт за мной. Я этих лидеров на сцену вытаскиваю, либо просто в зале поднимаю с мест. Пушкинский текст, когда ты его читаешь, очень расположен к диалогу например: «Кому не скучно лицемерить?» — «Мне!» — «Различно повторять одно? Стараться важно в том уверить, в чём все уверены давно?» — «Ну не зна-а-а-аю…».
— Значит рэп Юры Борисова в «Пророке» вам понятен?
— Да! Не сам рэп конечно, а художественная интерпретация Пушкина. Считаю, что «Пророк» - отличное и самое главное доходчивое для подростковой аудитории кино. Выбраны очень верная подача и тон общения с этой сложной категории. Я по себе могу судить. У меня двое детей. Одному — 15 лет, а второй — 12. Сын, которому 15, ещё не смотрел фильм, так как у него сразу возникло отрицание: «Я не буду смотреть!». А дочка посмотрела целых три раза. Я рада, что это зашло на поколение 10—12 лет. Они цитируют, спрашивают у умной колонки про Пушкина, про Ирода. Я, как мать, очень благодарна авторам за то, что после просмотра у нас получился интересный глубокий разговор с моими детьми. Это действительно круто! И мне кажется, что Юра гениально попадает в образ. Эта его живая энергетически заряженная частица, которая светится в его глазах, она восхитительна!
— Наверное не случайно вы в течение всей карьеры охотно идете в постановки авангардных режиссеров - Романа Виктюка, Константина Богомолова, Кирилла Серебрянникова? Почему это направление вам ближе?
— Мне нравится, когда в спектаклях есть место для фантазии зрителей во время просмотра. В кино это воспроизвести сложнее. В авторском кино авангардность, конечно, присутствукет, но такого кино очень мало, а хорошего еще меньше. Когда в спектаклях изначально заложена только одна психология, мне там душно. Просто скука смертная! Когда нужна рафинированная психология — добро пожаловать в кино! А театр — это что-то другое, я так считаю.
— По мнению вашего коллеги Дмитрия Певцова спектакли Богомолова основаны на трех китах — богохульстве, эпатаже и мерзости. Он предлагает запретить такие постановки и сосредоточиться на развитии русской театральной традиции — пьесах Чехова, Островского, Достоевского, других классиков. Как вы относитесь к таким высказываниям?
— Я подозреваю, что какие-то «фильтры» уже появились, в том числе и в законодательстве. В том же Театре наций тоже того, что было в репертуаре три-четыре года назад, сейчас уже нет. В театре появились люди, которые отсматривают ход постановки, советуют убрать какие-то слова и сцены из спектаклей от греха подальше.
— Это в порядке самоцензуры или уже есть какие-то внешние структуры, которые цензурируют?
— Видимо уже есть и соответствующие структуры. Всё происходит завуалированно, но их чуткое внимание к постановкам ощущается.
— Кто сейчас, на ваш взгляд, театральный режиссёр номер один?
— Для меня сейчас — это Валерий Владимирович Фокин, мы с ним как раз сейчас работаем над новой постановкой.
— А из молодых режиссёров кто вас радует своим творчеством?
— Появилось много имен, за работой и прогрессом которых очень приятно следить. Выделю, пожалуй, Сашу Золотовицкого, Сережу Тонышева, Данилу Чащина. Глядя на них, я понимаю, что русская театральная школа в надежных руках. (улыбается)
— Почему, на ваш взгляд, Константин Богомолов, который уважал и высоко ценил творчество Романа Виктюка, после объединения театров всё-таки переименовал театр его имени в Сцену «Мельников»?
— Если честно, я этого не знаю. У нас не было разговора на эту тему. Но, мне грустно, что такого «нишевого» театра с уходом Виктюка теперь больше нет на театральной карте Москвы.
— Сами не собираетесь взяться за театральную режиссуру?
— Пока нет. Сейчас дополнительно к спектаклям и съемкам набираю еще курс студентов для обучения, мне этого будет пока достаточно.
— В сериале «Папа Миа» ещё одна сюжетная линия про взаимоотношения главного героя и ребёнка-подростка. Вам это наверное сейчас близко? Ваши дети чем увлекаются?
— Старший уверен, что математика — царица наук. На мой вопрос, что не так, к примеру, с историей, отвечает: «Как ты понимаешь? Изучать то, что было много лет назад, это как читать сборник мифов и легенд. Я отношусь к учебнику истории, как к художественной литературе». Вот так прямо и говорит. Только в математике у него все точно и понятно. (улыбается)
— А Аврора чем увлекается?
— Вот это очень сложно пока у нас. А этот год вообще самый трудный. Она в музыкальной школе учится и уже два раза переходила на новые отделения. Хотя мы ей говорили, что лучше этого не делать. Она уже должна быть закончить эту школу, но так как делала шаги назад, то ей учится еще два года. Сейчас вот еще снимается в дипломной работе студентки мастерской Алексея Учителя во ВГИКе.
— Уже присматривается к актерской профессии?
— Ксожалению или к счастью — да. Пока мне кажется, что больше к сожалению.
— Почему? У вас же так прекрасно всё сложилось: и слава, и успех, и большие роли.
— Да, но всё мне далось очень непросто. Увы!
— Где кроме любимого север-запада Москвы вам комфорнее всего отдыхать?
— Я очень люблю отдыхать в Крыму, Сочи, но не в центральном, а в районе Якорной Щели, Головинки.Мне больше по душе окружающий природный симбиоз, чтобы было море, горы, разнообразная флора и фауна.
Евгений Николаев
фото Александра Атаманчук, телеканала СТС
