Артем Осипов: я присутствовал при рождении своего ребенка – это ощущения чуда! Буквально
Талантливый, харизматичный, надежный — так говорят об Артеме Осипове друзья и коллеги. Популярный актер снялся уже в сотне фильмов исериалв, более двадцати лет является ведущим актером «Сатирикона», но главным достижением в жизни по-прежнему считает свою большую и крепкую семью. О роли в своем новом проекте «Акушер», премьерный показ которого идет на НТВ, талантах и поклонниках, семейных ценностях и своих мечтах он эксклюзивно рассказал в интервью «ТН».
— У вас достаточно много сыгранных ролей врачей, может показаться, что вас уже включают во все медицинские сериалы автоматически, как артиста с проверенной медицинской квалификацией. Или для «Акушера» все-таки был какой-то кастинг?
— Этого я не знаю. Выбор актерского состава для проекта, как правило, тайна за семью печатями, эдакое сакральное действо. Артистов берегут от подобного рода информации, чтобы потом не было обид, косых взглядов. Мы же даже не знаем, кому мы перешли дорогу.
— Этика есть определенная?
— Конечно, это не то, что актеру надо знать. Проект закончится, а осадочек, как говорится, останется. (Улыбается.)
— А своему коллеге Никите Панфилову (исполнитель главной роли в сериале.—Прим. ред.), который менее искушен ролями медиков, вы давали какие-то советы в этом плане?
— У меня нет ощущения, что Никита менее искушен вподобного рода ролях. Кстати, я тоже акушера играл в первый раз.
— Но вы уже, можно сказать, глубоко интегрировались в медицинскую среду, несколько раз уже вживались в образ, изучали опыт работы медиков. Разве это не помогает?
— Нельзя сказать, что мы всерьез изучаем специфику работы своих героев. Безусловно, у нас на площадке всегда присутствуют консультанты — профессиональные врачи, в данном проекте специалисты в гинекологии, которые нам помогали в каких-то специфических моментах — терминологии, профессиональных навыках. Мы же этим не владеем, а профессиональный врач «лажу» сразу увидит. В этом смысле консультанты, которые были на площадке, нам очень сильно помогали.
— В этом проекте вы играете еще и бюрократа —завотделением. Какой это персонаж по характеру?
— В большей степени отрицательный. Он карьерист, завистливый человек, поскольку его визави — персонаж Никиты — более талантлив как врач, и более удачлив, более харизматичный. Там действительно есть чему завидовать.
— Ваш образ — это рафинированный режиссерский замыселили вы привнесли что-то свое?
— В сценарии, в материале всегда заложена основа, так сказать, генеральная линия. А черты характера, взаимоотношения с другими персонажами — это все выстраивается на площадке. В этом и есть интрига, никто до конца не знает, что из этого получится.
— То есть режиссер дал вам свободу? Или говорил: «Артем, делай вот так!»
— Это же всегда сотворчество. Что-то предлагал режиссер, что-то режиссеру даже и предлагать не приходилось, то есть было прописано делать так и никак иначе. Что-то предлагал я, какие-то вещи предлагал Никита. Мы больше с ним взаимодействовали по сценарию.
— В сериале «Склифосовский» вам пришлось играть тяжелобольного. Вы там были «с другой стороны баррикад». С какой стороны играть интересней, увлекательней?
— Я несколько раз заходил в проект с разных сторон. И там, и там есть свои прелести. Например, однажды играл человека, которому делают полостную операцию на сердце. Делали ее, конечно, на резиновом манекене, но в некоторых сценах мне пришлось лежать под толстенной силиконовой накладкой и еще одной рукой качать помпу с жидкостью, чтобы в кадре отчетливо билось силиконовое сердце. Это довольно тяжело физически, а снималось все это долго, и ведь никуда оттуда не денешься.
— Как вы относитесь к суевериям, что нельзя, предположим, играть больного с разрезанным сердцем?Некоторые артисты не любят в гроб ложиться.
— Думаю, что не некоторые, а никто не любит ложиться в гроб. (Смеется.)
— Издержки профессии?
— Да, приятного, конечно, в этом мало.
— Интрига сериала закручена вокруг неожиданных результатов экспертизы ДНК. Вы, как человек семейный, как относитесь к тому, что семейные пары проводят такие экспертизы? Может, лучше, когда человек счастлив в неведенье?
— Сколько людей, столько и различных жизненных ситуаций. Иногда, наверное, установить отцовство — это важно сделать. Внешние какие-то обстоятельства могут заставить человека это делать. Однозначных ответов точно нет.
— На ваш взгляд, почему мужчины, которые хотят стать врачами, при всем богатстве выбора выбирают такую специфическую специализацию, как гинекология?
— Интересный вопрос, я сам этого до конца не понимаю. Но не понимаю только потому, что я не хотел и не стал врачом. У медиков иная точка зрения по поводу выбора специализации. Пообщавшись со многими врачами, знаю, что для них это имеет другой смысл, другое значение. Было бы странно, если бы врач, будучи гинекологом, стеснялся того, что он делает. Ничего странного в этом нет, у меня самого есть опыт присутствия при родах.
— Вы по собственной инициативе это делалиили по просьбе Маргариты?
— Нет, по собственной. Могу сказать, что это непростое чувство, ощущение присутствия при чуде. Я видел чудо! Буквально.
— Были в вашей жизни еще моменты, которые заставили бы вас испытать нечто подобное?
— На данный момент — это самое сильное впечатление в моей жизни и один из самых счастливых. Поэтому я с большим уважением отношусь к врачам этой специализации.
Пока все дома
— У вас есть брат и сестра, и в вашей с Маргаритой семье трое детей. Это такая дань традиции?
— Мы ничего такого не планировали, я не говорил себе: «Так, у нас всегда в семье было трое детей, значит, и у меня будет трое детей». Нет, такого не было. Но у меня есть твердое убеждение, что дети — это прекрасно, чем больше детей, тем лучше. Даже завидую семьям, в которых большое количество детей. Но это трудно, и я не понимаю, как родители справляются.
— Что для вас самое трудное в воспитании детей?
— Родительское терпение и адекватное отношение к ним. Понять, что перед тобой с самого начала личность,— всегда психологически сложно. Но надо сразу понять, что твой ребенок — не поле каких-то твоих педагогических опытови гештальтов, а вполне самостоятельный человек со своими чувствами и мыслями. Есть ощущение ответственности за него, что надо помочь ему вырасти и стать хорошим человеком.
— Какую бы вы себе поставили оценку как отцу?
— Подождите, ну мне еще рано ставить какие-то оценки. (Улыбается.)
— Маргариту вы в шутку называете администратором. Какие обязанности на нее возложены в сугубо патриархальном мире и каким бюджетом «администратор» располагает?
— Да, она действительно администрирует всю нашу жизнь. Так сложилось, что какие-то вещи получаются у меня лучше…
— Наверное, кулинарные?
— В том числе да. У нас такая семья: кому что нравится, тот то и делает. А все остальные удовольствие от этого получают. Конечно, помогаем друг другу, и в первую очередь нашей маме.
— Какой у вас семейный бюджет?
— От нуля до бесконечности. (Улыбается.)
— Маргарита по профессии юрист. Дает ли она вам какие-то профессиональные советы?
— Нет, она этим давно не занимается.
— А вообще — обсуждаете ли вы с ней творчество, какие-то жизненные ситуации: как поступить в том или ином случае?
— Конечно, мы же хотим друг другу хорошего.
— Ваш приемный сын уже достаточно взрослый. Он уже определился с призванием? Вы что-то ему советуете в этом плане?
— Конечно, мы много разговариваем, но определяться ему пока рано. Я вообще не уверен, что детям надо сразу и во всем четко определяться. На определенном этапе жизни им просто надо заниматься тем, что нравится. Я не склоняю детей к какому-то выбору, важно услышать, что этот человечек сам хочет.
— Вы отпустите его в самостоятельное плаванье, как это сделали родители, когда вы один переехали из Саратова в Москву. Это был для вас определенный риск, но вам доверились. У вас тоже есть к сыновьям доверие?
— Конечно, я понимаю, что это обязательно произойдет. Основная сложность в том, что тебе кажется: этот человек твой. А он не твой, у него свой путь, своя жизнь.
— Следят ли за вашим творчеством в Саратове? Готовят уже памятную доску?
— Что там доску? Памятник! (Смеется.) Шутка, конечно. Откуда же я знаю? Это даже смешно.
— Но власть имущие любят же вовлекать в свои проекты известных людей.
— Я очень тепло отношусь к Саратову как к месту своего рождения. Но если говорить всерьез, в Саратове я прожил в несколько раз меньше лет, чем в Москве. Когда я там бываю, помню, что здесь моя малая родина. Но я больше двадцати лет назад оттуда уехал, я вообще ничего не знаю про современный Саратов, как там живут и чем живут.
— Когда вы поступили с ходу на курс к Константину Райкину, в школу-студию МХАТ, как вы решили для себя: это удачаили так и должно было случиться?
— На тот момент у Константина Аркадьевича были свои задачи, у меня — свои задачи. Так получилось, что наши задачи совпали. Он набирал курс под определенный проект. Видимо, я тогда попал в его режиссерское видение. А дальше было много работы, и здесь уже включается закономерность.
— Был ли позже с Константином Аркадьевичем разговор на эту тему? Он объяснял, почему выбрал вас?
— Нет, мы на эту тему с ним не разговаривали. Мне не очень нравится обсуждение этой ситуации с точки зрения везения. Я приехал достаточно подготовленным, поэтому неправильно говорить, что мне просто повезло.
— Теперь уже вы сами преподаватель и делаете свой выбор.
— Да, я работаю в качестве преподавателя кафедры актерского мастерства и режиссуры Высшей школы сценических искусств, и набираю свои собственные курсы. Мне это новое направление нравится, это то, что я умею, люблю и считаю, что в этом я могу принести людям много пользы, как бы пафосно это не звучало.
— Вы видите, кто из учеников талантливый, кто далеко пойдет, а кто уже «пришел»?
— Да, конечно. Талант виден невооруженным глазом, иногда, конечно, его приходится «доставать», но эта искра божья сразу чувствуется.
— Как вы в таком случае относитесь к талантам? Как-то выделяете их из общего ряда?
— Человек талантливый, как правило, очень сомневающийся. Такого человека очень важно правильно настроить, поддержать. Это действительно очень важно.
— Вам это удается?
— Я стараюсь, работаю. Увидев у человека талант, пытаюсь его развить, как-то поддержать. А потом человек начинает жить своей жизнью, делать успехи. Ты уже к этому отношения не имеешь, но тебе очень приятно, чувствуешь сопричастность. Понятно, что это только твои ощущения, и не более того.
— У вас остался фактически один шаг до следующего карьерного витка. Нет ли планов выступить в качестве режиссера театра?
— Есть желание, есть мысли. Планами это назвать нельзя, потому что планы — это то, что записано в календаре с точной датой реализации. Вот таких планов у меня на сегодняшний день нет.
— Но потенциал и желание присутствуют?
— Да, конечно. Мне это интересно, и мне, кажется, есть что сказать.
— Это театральная сцена или кинопроизводство?
— Здесь уже как повезет. На театральной площадке у меня уже есть небольшой режиссерский опыт, в кино я пока еще не работал, посмотрим. Может, когда-нибудь реализую. Я бы очень этого хотел.
— У вас уже 94 роли в проектах. Еще пять-шесть проектов готовятся к показу, скоро разменяете сотню. Для вас эти цифры значимы? Ставите себе какие-то вехи в кинокарьере?
— Честно говоря, я никогда не подсчитывал роли. Вы вот сейчас озвучили цифру, думаю ого! Мне сорок лет, я в классическом «кризисе среднего возраста» нахожусь со всеми вытекающими отсюда вопросами. (Улыбается)Конечно, мне хочется, чтобы итоговая цифра ролей и проектов была как можно больше. Мне нравится то, чем я занимаюсь, надеюсь, что могу принести много пользы для режиссеров, для продюсеров, для людей. Приятно, когда подходят люди и говорят: я смотрела вашу роль, и мне понравилось, был такой важный момент, приятное состояние… Бывают такие ситуации, и это очень классно.
— А вы сами какие работы считаете определяющими в карьере, знаковыми для себя лично?
— Надеюсь, что мои самые лучшие роли впереди. Из этой весомой озвученной цифры есть действительно классные работы, с другой стороны, они для меня все важные. Я профессионал, и любую работу делаю с удовольствием и честно. Но иногда не все получается, так как кинопроизводство — это на 100% командная работа.
— Какие роли хотели бы сыграть?
— Это очень ситуационно. Сегодня ты одно сыграл, завтра — другое, послезавтра — третье. Ничего конкретного я вам не скажу по этому поводу, не услышите вы ответа: «Гамлета, Отелло…»
— Не хотелось бы вам сыграть в каком-нибудь зарубежном фильме?
— Вы хотите услышать от меня про Голливуд? Давайте пока не будем об этом. (Улыбается.)
— Почему? Вы практически идеальный кандидат. Помимо таланта вас из общего ряда коллег выделяет еще и адаптивность к трюковому кино: большинство из них вы выполняете самостоятельно. Вот зачем этот излишний риск отцу троих детей?
— Вот это еще одни издержки кризиса среднего возраста. (Улыбается.) Но если серьезно, все трюки, которые я выполнял и выполняю, к каскадерским при всем желании отнести нельзя. Я не прыгал с высоких этажей, но если надо упасть, например, на коробки — почему же этого не сделать? Я не вижу в этом геройства. Я спортивный и стремлюсь оставаться таким, для меня это важно, чтобы себя хорошо чувствовать.
— Одно дело — хорошо себя чувствовать, а другое — заниматься экстримом.
— Нет, профессиональным экстримом я давно не занимаюсь: я не катаюсь на мотоциклах, не прыгаю с парашютом. В этом смысле я не спортсмен, я физкультурник. Люблю бег, легко и с удовольствием пробегаю полумарафон (21,1 км.—Прим. ред.). Но когда встречаюсь с людьми, которые, к примеру, супермарафоны бегают, то понимаю, что это действительно сверхлюди – айронмены.
— Знаю, что вы увлекаетесь чтением книг. Что читаете?
— Не то что увлекаюсь. На фоне серьезно читающих людей я абсолютный балбес. Читаю я, как правило, по работе, то, что связано с ролью, сценарием. В основном потому, что нужно по этой теме что-то прочитать, знать необходимые детали для подготовки к роли. Ну, или читаю, если речь идет о пробах на какой-то литературный материал.
— Есть книги, которые вы рекомендуете своим детям?
— Рекомендую классические книги, причем не обязательно русскую классику. Классическая литература — это и «Гарри Поттер». Старший сын, например, читал запоем именно эту книгу. Это была не просто настольная книга, а представить себе, что подросток в современном мире вдруг абсолютно растворился в чтении. В то время его невозможно было вытащить. Нормальные дети, как считается, в любую свободную минуту ныряют в телефон, а он в любую свободную минуту нырял в книжку. Было удивительно, и мне очень понравилось. Я сейчас детям перед сном читаю Тома Сойера, им очень нравится.
— Появились ли у вас в последнее время какие-то новые увлечения помимо книг? Может, нереализованные желания?
— Нереализованных — масса. Но про них я хочу сказать только: «Пусть они реализуются». Все желания у меня хорошие. Каких-то вредных или пагубных желаний у меня нет.
— Вы любите путешествовать, смотреть новые места. Какие из них вам особенно приятно посещать? Какие у вас места силы, где вы черпаете энергию, подпитываетесь эмоционально?
— Я много где не был. Мне нравится менять пейзаж за окном. Когда я не в Москве, с удовольствием нахожу время на пейзаж какого-нибудь периферийного города, а через какое-то время мне дико хочется в Москву. Я возвращаюсь и кайфую от того, какая Москва классная. А потом мне хочется опять куда-нибудь ехать.
— В Европе какая страна вас поразила, может быть, удивила или была наиболее адаптивной для вас?
— Старушка Европа: Голландия, Германия, Франция. Мне нравится, что люди придают значение сохранению этой старины, мне кажется, это очень важно. То, чему нам, может, стоить поучиться — сохранять. У нас огромное количество прекрасных городов. Я часто бываю в подмосковном Звенигороде. Какое-то время назад, не знаю, по каким причинам, сделали его центр ухоженным, интересным, приятным. Этого в Европе много. Мы так говорим огульно — вообще Европа разная. Понятно, что на окраинах Парижа и в Алтуфьево приблизительно один пейзаж, это локально. Но при этом мне нравится не только Европа. Я пока не бывал в Азии.
— Какой именно части Азии?
— Китай — привлекательное для меня направление. Древняя цивилизация, культура. Это мне очень интересно.
Евгений Николаев
Фото: pr НТВ, личный архив
