Михаил Евланов: на дураков я не трачусь
Звезда Михаила Евланова взошла в 2004 году вместе с грандиозным успехом фильма «Свои». За свою первую большую роль питерский студент третьекурсник получил престижную премию «Триумф». С тех пор за 20 лет своей успешной карьеры Михаил сыграл более 120 ролей в различных фильмах и сериалах и уже давно доказал, что тот успех был совсем не случайным. О своей новой работе в продолжении сериала «Все как у людей», показ которого идет на телеканале «Россия», о том, почему Бондарчук считает его своим талисманом, актер рассказал в эксклюзивном интервью «ТН».
— В первом сезоне сериала «Все как у людей» у вас образовался небольшой профессионально-любовный треугольник. А какая фигура легла в основу продолжения?
— Треугольная конструкция останется, от добра, как говорится, добра не ищут. (Улыбается.) Во втором сезоне Парфенов влюбится в Ардову по уши, поэтому начнет мстить им обоим. Он видит их взаимность, как они друг к другу тянутся, а его совсем не замечают. От этого у него в душе переворачивается, поэтому он занял позицию шекспировского Яго.
— Платки подкидывает? Или улики?
— Подкидывает, конечно, все что может, он идет на все ради своей цели. Такой достаточно интересный и непростой персонаж получился. Пусть телезрители посмотрят, что любовь может с человеком сделать.
— Он хочет вернуть все на прежние статусные позиции?
— У него уже другая мотивация: разрушить треугольник, отсечь бывшего друга, чтобы его выгнали со службы к чертям собачьим из органов, встать на его место, а может, даже и выше. Чтобы его избранница наконец-то разглядела в нем мужчину, а не только коллегу.
— Образ Парфенова вы по обыкновению сами придумывали или это был режиссерский замысел?
— По обыкновению сам. (Улыбается.) Но хочу сказать много добрых слов режиссеру Кириллу Седухину: он трепетный, очень чувствительный и очень талантливый человек. Конечно же, с таким человеком, с таким художником работать очень и очень легко. Он умеет и слышать, и слушать, и очень быстро «переобуваться».
— Адаптироваться?
— Да, адаптироваться к некоторым артистам, к ситуации на съемочной площадке. Я артист непростой, он оказался проще — в хорошем смысле этого слова. Но когда режиссер доверяет на все сто процентов артисту, любой артист свернет горы. Он будет приходить на площадку, подметать, убирать и стараться сделать даже больше, чем его просят.
— С другой стороны, за вами — ваша репутация неугомонного максималиста и педанта в творчестве. Вначале вы работаете на репутацию, потом репутация работает на вас.
— Я до сих пор стараюсь работать по канонам старой ленинградской школы — прихожу на съемочную площадку с чувством, как будто для меня все это в первый раз.
— Как это у вас получается? Аутотренинг какой-то?
— Нет никакого тренинга. Видимо, в детстве не наигрался. Либо наигрался настолько, что уже просто не могу без этих игрищ. Просто если заходить на проект с огромным обозом знаний, опыта, скептицизма, все это будет только мешать, ну мне, по крайней мере, точно. Стараюсь прийти, как в первый раз, приступать к роли с чистого листа: будто вот только окончил институт.
— В этом проекте вы представляли для себя какой-то прообраз из реальной жизни? Или Парфенов — это такая «ваша творческая Галатея»?
— Есть соблазн ответить: «я конкретно лепил роль с этого персонажа», но ведь нет. Абсолютно как-то бах-бах — и появился Парфенов. Когда я учился в институте, нам говорили: «Иногда образ создает персонажа. Иногда персонаж создает образ». То есть можно прийти к цели как угодно. У нас такая профессия — тут нет готовых формул, как надо действовать в этом случае.
— Ну ведь какие-то триггеры есть наверняка?
— Постараюсь доступно объяснить, как это все происходит. Вот ты пришел на первый съемочный день, тебе дали какие-то дерматиновые ботинки, которые тебе велики, дали синтетические носки, в которых неудобно, и ты шлепаешь в этих ботинках, в брюках не по размеру, в рубашке, которая синтетическая, и все тело потеет, еще и куртка на тебе дурацкая. А на улице 30 градусов жары. И вот ты идешь во всем этом, и тело само начинает реагировать, выстраивать образ. Начинаешь где-то прихрамывать, ссутулился, вот ты улыбнулся по-идиотски, потому что жарко и пот струями течет по спине. И… вуаля! Готов наш Парфенов.
— Не жалеют вас продюсеры, могли бы поприличнее гардеробчик подобрать.
— Да, но тогда это был бы другой Парфенов(Улыбается.)
— Когда начинаете по-своему лепить образ, делаете это из-за принципа, любви к искусству или вам просто не нравится, как его выписали сценаристы?
— Если честно, то я уже и позабыл, когда детально прописывали характеры персонажей. Вот сейчас пытаюсь вспомнить, и никак не получается. Честно говоря, я за пять лет института именно так привык готовиться и играть. Когда учился, у меня ведь не было практически никаких серьезных ролей. Только в конце пятого курса была большая роль в «Обломове». Все это время я играл какие-то эпизоды, массовку, и это, как ни странно, дало положительные результаты. Когда ты находишься со всей труппой, начинаешь с нуля, и ты знаешь, где тот самый пресловутый плинтус, и что он из себя представляет, если смотреть на него снизу. Вот тогда начинается то восхождение к профессии, которое делает из тебя настоящего артиста. А когда сразу получаешь все и сразу, главную роль например. Ну не знаю...
— Но у вас же ровно так и получилось: вы, будучи студентом, попали в проект «Свои» — фильм, который завоевал множество призов, в том числе и вы удостоились премии «Триумф». Вы сразу в космос попали, на такую орбиту, до которой многим коллегам и сейчас далеко.
— Да, я пришел в кино студентом, но не забывайте, что мне уже 27 лет было — вполне себе зрелый возраст. Не было какой-то детской эйфории, звезду с неба я не поймал. Хорошо помню тот день. Учеба закончилась, и я решил не отмечать окончание третьего курса, не поехал с ребятами на вечеринку. Настроения было отвратительное: ролей нет, денег нет, сын недавно родился у меня. И тут Лариса Сергеева звонит: «Здесь пробы, просто приди». Помню меня еще долго не пускали на проходной. Злой был, и пофигизм из меня просто потоком струился. С Месхиевым встретился, руку пожал, текст один раз прочел, и просто так шарашил его, думая про себя: «Да пофигу, все равно же не возьмут!»
— И правда же, не хотели брать. Ни первая, ни вторая ваша проба не впечатлили Месхиева, он потом говорил.
— Я же там не один такой был, пришли актеры театра Комиссаржевской, из Балтийского дома. И все кандидаты такие рослые, статные, породистые. Ну вот куда мне до них? Да, я про себя знал, кто я такой, что я интересный, обаятельный, но все это, как говорится, на любителя. (Улыбается.) Я даже не старался на этих пробах, если честно, не хотел понравиться. Месхиев, конечно, на весь этот цирк смотрел, многозначительно улыбался, он-то все понимал прекрасно. Потом запихнул нас в этот дремучий лес, мы стали снимать, и было так клево, потому что Дима на тот момент собрал удивительную команду единомышленников. Заканчивая проект, мы все просто рыдали. И фильм получился шикарный, потому что абсолютно все вкладывались в эту историю на сто процентов. Я имею в виду не только артистов, но и всю съемочную группу. Это было незабываемое приключение.
— Он потом рассказал вам, почему поверил в вас и утвердил на роль, хоть вы и не старались?
— Нет, я так понял, что он меня как артиста просто полюбил. Ну так вот бывает.
— Это, наверное, и есть чутье, гениальность. А еще он сказал интересную фразу о том, что вы самый обучаемый актер из всех, с кем он работал. Как расшифровать его ремарку?
— Интересные подробности выясняются 20 лет спустя. (Смеется.) У нас на площадке никогда не было разговоров о профессии, а тем более о роли. Он говорил: «Выучил текст? Давай вперед».
— Может, вы попадали в образ так, что ему не приходилось два раза повторять?
— Возможно.
— Для актера важно быть таким — обучаемым, гибким, адаптивным под требования любого режиссера?
— Скажу не по-актерски и не по-творчески. Мы потом сдружились с Месхиевым, тем более оказалось, что живем по-соседски. У нас до сих пор настоящая мужская дружба. После фильма я часто ходил к нему в гости, потому что я в коммуналке жил, а он — в квартире на ул. Рубинштейна. Он заядлый охотник, и кормил меня вкусными котлетками из кабана, лося. Диме на тот момент было 39 лет, и что-то в нем происходило. Это было очень заметно, я каждый день наблюдал это на площадке. Я видел, что у него внутри какие-то неразрешенные вопросы. Возможно, он посредством кинематографа их разрешал, и именно поэтому получилась картина.
— Но престижной премией «Тиумф» гордились же?
— Ну еще бы! На сцене я стоял с мэтрами, среди лауреатов были Марлен Хуциев, Ксения Раппопорт, Игорь Волошин, Диана Арбенина. Помню, принес в институт плакат с фильмом «Свои» в учительскую, думаю, пусть порадуются, погордятся. Конечно, через пять минут этого плаката там уже не было. Так старшие товарищи наглядно показывали, что тщеславие — смертный грех.(Улыбается.)
— Отношение к лауреату «Триумфа» изменилось со стороны преподавателей?
— Куда там! Еще жестче и требовательнее стали. «И не таких видали» — так и читалось в их глазах.(Улыбается.)
— Есть еще человек, который сыграл для вас значимую роль - Федор Бондарчук. Ведь никто про Афган лучше не снял, чем он в «9 роте», и ваша роль в фильме тоже всем запомнилась.
— Да, Федя молодец, хотя и порезал моего героя на монтаже нещадно. (Улыбается.)Но и он тоже снимал на переломе, ему тоже было 38-39 лет. И он тоже отдавал дань своему поколению, которое прошло Афган.
— Почему Бондарчук называет вас талисманом? Какое вы приносите ему счастье?
— Да просто все фильмы, где он меня снимает, всегда получается крутыми. (Улыбается.)
— У него много актеров снимается, но не каждого он называет талисманом.
— Не каждого. Но это лучше к нему надо обратиться с этим вопросом. Когда пригласит еще раз в свою телепередачу «Кино в деталях», я у него спрошу обязательно. (Улыбается.)
— А кто-то из коллег, режиссеров для вас талисман?
— Есть и артисты, и режиссеры, с которыми дико хочется работать, причем всегда. Не хочу их называть, чтобы не обидеть других, но любой талантливый режиссер — он чуткий человек. Он поймет, если артист перебирает, и намекнет ему очень осторожно, деликатно.
— В театральной карьере при всем вашем широком актерском диапазоне и харизматичности вы не очень пока реализовались. Потому что времени нет?
— Время как раз было, просто был период, когда мы выпустились из института и нас никто в театр не взял. А мы были очень работоспособным курсом. Просто все худруки театров уже набрали себе курсы. Поэтому мы остались не у дел.
— А в Москве?
— Это уже другая история. Я с Петербургом закрыл историю, когда уехал в 2005 году в Москву, и только 14 лет спустя после института мне вдруг позвонили из Театра имени Маяковского и предложили главную роль в «Московском хоре». Я этого подсознательно ждал, как любой артист, — главную роль. Потому что я не хотел идти в театр, тратить время на то, чтобы с низов начинать.
— Мне кажется, эта роль просто рождена для вас, потому что это очевидная параллель с вашей жизнью.
— Согласен. Мне не надо было погружаться в роль, я играл самого себя. Метание от одной женщины к другой, и мать, и квартира… жизнь идет, а ты все никак не пристроен. Думаю, у многих быль свой период Бузыкина (главный герой в фильме «Осенний марафон») в разных вариациях.
— Супруга Татьяна, наверное, с улыбкой смотрела спектакль?
— Да, улыбалась, все было узнаваемо.
— Потом у вас появился довольно не совсем обычный спектакль «Прыг-скок, обвалился потолок» в Театре наций. Вас пригласили?
— После совместных съемок Женя Миронов позвал меня к себе. Это тоже очень удивительная история, потому как сама форма литературно-драматическая для меня новая. Никогда не думал, что так можно. Я видел это, но чтобы самому так быть — и литератором, и рассказчиком, и актером одномоментно — у меня такого не было. Марина Брусникина поставила этот великолепный спектакль — очень красивый и трогательный. Еще это последний сценарий легендарного Геннадия Шпаликова. В общем, все сошлось. Я даже не думал долго, не читая сценарий, согласился.
— Сейчас к каким творческим вершинам, ролям сейчас стремитесь?
— Я играю все роли, которые хочу. Ленина? Легко! В своем юмористическом вебсериале «Берегись, Тамарка» я сыграл Ильича, и меня Максим Пежемский сразу пригласил на роль Ленина в свой сериал. Правда, там совсем мало времени, но, тем не менее.
— Вы для чего проект «Берегись, Тамарка» сделали? Мастер-класс для начинающих актеров?
— Для себя! Просто сидел на карантине, когда был коронавирус, и думал: всех законопатили, запугали. Чего делать? Кино-то нету. И вот придумали комедийную историю. Сначала с Ваней Кокориным сделали четыре серии, дальше — больше. «Берегись, Тамарка» — это просто была отдушина, потому что артисты должны дурачиться в любом возрасте. Формат интересный, но самое удивительное произошло дальше. У меня есть старшие товарищи, хорошие друзья — Сергей Колтаков, Игорь Скляр, Миша Ефремов, которые настолько влюбились в эту «Тамарку», что сами захотели поучаствовать. Потом закончился этот период сидения дома. Сейчас вот опять думаю вернуться к этому формату и записывать в свободное от работы время.
— Какой у вас рецепт, чтобы оставаться на пике популярности и востребованности, как сейчас?
— Рецептов нет, я все эти рецепты испробовал. Многие на этом горят и не проходят. Это огонь, вода и медные трубы. Я столько видел артистов, которые за здравие начинали и потом куда-то испарялись. Народная мудрость, она не мной придумана, но она реально работает: «Где щи, там и нас ищи».
— Вы всегда стараетесь действовать адекватно ситуации?
— Абсолютно. Как-то Сережа Дрейден подошел ко мне после фильма «Свои» вместе с Михаилом Козаковым. И он такой говорит: «Старичок, а мы думали, ты из деревни, ты из массовки!». А я не знал, что ответить. Дрейден выручил: «Миша, да он просто человечий гений». Я смотрел и понимал, что передо мной стоят два великих артиста и этим разговором стремятся тактично вывести меня на какую-то другую сакральную орбиту. Я вот этот разговор до сих пор помню: вроде бы ничего такого не было, но сказано с таким добрым внутренним подтекстом. В общем, в тот момент я был очень счастлив.
— Вы часто говорите, что вы — сам режиссер своего образа. Что делать, если ваше видение роли расходится с режиссерским?
— Такое бывало, конечно. Но сейчас я стараюсь это недопонимание сразу убрать. Конечно, режиссеру бывает тяжело со мной, но на то он и режиссер. (Улыбается.) Если он берет хорошего артиста, то должен понимать, зачем он это делает. Да, есть такие режиссеры-тираны, которые упрямо гнут свою линию, и артисту надо четко понимать, к кому ты идешь и зачем. У меня лично нет четкой формулы или каких-то определенных рецептов, чтобы я сказал: «Вот так, ребята, это работает». Надо просто смотреть на мир широко открытыми глазами, тогда все будет нормально. Любить то, чем ты занимаешься. И помнить: «Что ты сеешь, то и жнешь», — банальная вещь, но она так и прилипает.
— Начинающим актерам помогаете?
— Если он совсем не дуралей заносчивый, конечно, помогаю. На дураков я не трачусь. Лучше отойду, и пусть он делает что хочет.
— Есть ли у вас желание расширить границы творческого потенциала?
— Я как раз это делаю в проекте «Берегись, Тамарка», пробую себя в новом амплуа. Но вотчто забавно, проект открыл для меня новые возможности, я стал сам пробовать писать сценарии. Вместе с женой уже написали сценарий короткометражной комедии, авторского кино, драмы, по которой сняли хоррор-короткометражку «Ретрит», где Таня выступила еще и режиссером. И безусловно, мне эти мои новые ипостаси безумно нравятся.
— Не пора уже на полный метр замахнуться?
— Как раз сейчас мы с Таней засели за написание сценария полнометражного фильма, это тоже будет ужасы-драма.
— Как у вас с Татьяной распределяются роли в творческом союзе?
— Нет четкого разделения. Иногда бывает так, что не идет какая-то сцена, потом раз — Таня села в самолет и за время пролета написала прекрасный сценарий. Сейчас мы пишем вместе, она ходит вынашивает, а потом говорит: этого не будет, а будет вот это. Я ей доверяю, потому что в ней режиссера больше, чем во мне. Я не лезу в эту кухню, все это в конечном счете ей снимать, и только она в полной мере видит, как все будет, я только могу чуть подкреативить, расставить точки над «е».
— У вас пятеро детей, хватает времени на все?
— Да не хватает, конечно! Вообще бог отмерил человеку не так много, а я артист, жадный до всего. Поэтому мне и времени не хватает. Но думаю, что всему свое время.
— Главные решения в семье кто принимает?
— Обычно коллегиально. Безусловно, если мне совсем не нравится, я это озвучиваю. Но пока всегда находим консенсус.
— Вы с Татьяной разные или похожи по характеру, мировоззрению?
— Мы вообще разные, точнее разнополярные,— тот самый случай, когда близкие люди уравновешивают и дополняют друг друга.
— Поэтому в чувствах всегда высокое напряжение?
— Да, это физика, никуда не денешься.
— Старшие дети у вас уже подросли, в какой сфере они себя хотят реализовать?
— Старший вот решил пойти учиться на зубного врача. Он сначала думал, что он станет художником. Поучился, но внезапно вдруг понял, что лечить зубы — это ему интереснее. Я его с малых лет брал в кино, думал, что он станет артистом, на худой конец оператором. Когда люди читают о жизни артистов, думают, что это что-то — о-о-о! А это такой труд тяжкий! И Миша этот труд с малых лет видел: он недоедал, спать хотел — ему не разрешали. И он просто понял, что не-не-не! Артистом он не хочет быть никогда! Так что пусть он лучше лечит людям зубы. Зубы — это всегда стабильно и выгодно.
— У вас есть какой-то коммерческий потенциал? Сейчас среди известных и популярных людей очень модно общепит открывать, выпускать брендовую одежду.
— Честно говоря, меня эти перспективы не очень греют. Это не мое.
— Школы актерские? Курсы?
— Не-не-не! С детьми канитель — это вообще не мое. Я считаю, распыляться тут особо не стоит, нужно концентрироваться на чем-то одном, что у тебя хорошо получается.
Евгений Николаев
фото: Наталья Меликова, телеканал "Россия", личный архив
