Юрий Ицков: начинать в кино в 51 год оказалось совсем непросто
Сыграв без малого полтораста ролей в кино, народный артист России Юрий Ицков по-прежнему считает себя в первую очередь театральным актером. Возможно потому, что пришел на съемочную площадку довольно поздно — в 51 один год. Сегодня он один из самых узнаваемых и любимых актеров российского кино, пригласить которого в свой проект мечтают многие режиссеры. Продюсерам нового многосерийного остросюжетного детектива «Ловец снов», показ которого идет на телеканале «Россия», это удалось. О своей новой роли, трудном дебюте в кино, мистических знаках актер откровенно рассказал в эксклюзивном интервью «ТН».
— Расскажите немного про вашего персонажа в новом сериале «Ловец снов».
— Я играю руководителя бригады следователей. Полковник Нашенский — опер со стажем, профессионал до мозга костей, знает все от и до. В чем-то жесткий, а в чем-то и мягкий, любящий всех этих молодых ребят, которые служат под его началом. Он нежно относится к героине Маши Андреевой. В общем, нормальный такой мужик, высококлассный специалист, который занимается делом, и дело для него — важнее всего.
— Вам было интересно играть эту роль?
— Да, и роль довольно интересна, и партнеры собрались хорошие — все сошлось.
— Вы уже не первый раз и с Петром Рыковым, и с Марией Андреевой снимаетесь, в «Шакале» все вместе играли. Получается, у вас команда сплоченная?
— Будете, наверное, удивлены, но в «Шакале» мы даже не пересекались. Так иногда бывает, когда артисты снимаются в одном проекте, но заняты в разных сценах. А вот в «Ловце снов» мы очень хорошо познакомились, тепло общались. Все они — замечательные ребята. Машу я вообще очень полюбил, она — суперпартнерша. Петя Рыков тоже талантливый актер с хорошим чувством юмора, что немаловажно на съемках.
— Растет смена? Они к вам и вашим советам относились с пиететом?
— Я стараюсь не навязываться, и не пытаюсь как-то активно советовать. Если кто-то спросит: «А как здесь?», я могу, естественно, что-то подсказать. Я же советую не как народный артист, сыгравший много ролей, а как коллега. Мне также могут подсказать, потому что на площадке нет и не должно быть такого: «Я — звезда, а ты в сторонке постой». Так никогда ничего в проекте не получится. На площадке все равны — это негласный закон успешных съемок.
— То есть вы статусную, возрастную дистанцию с молодежью не держите?
— Абсолютно! Потому что это вредит совместной работе. Так никакого толку не будет. Просто видно же всегда на экране, если в кадре на первом плане звезда, а молодые ему только подыгрывают. Играют не своего персонажа, а то, как они с этой звездой общаются. Это в корне неверно. Умный и талантливый режиссер это дело сразу пресекает, создает атмосферу счастья, творчества, прежде всего отбрасывает любые внешние преходящие моменты, остается только ситуация сцены.
— Вы у Ивана Шурховецкого первый раз снимаетесь. Как работалось?
— Замечательно! Иван очень тонкий, с юмором человек, и самое главное, он досконально знает, чего он хочет в итоге получить, что надо сделать в каждой конкретном сцене. И в дальнейшем всегда помнит, что происходило, что снимали ранее — бесценное для режиссера качество. Ведь очень часто сцены снимаются с наскока: артист приехал на площадку, взял текст, чуть-чуть подучил и пошел играть. А то, что в предыдущей сцене уже что-то было, что идет уже другая история — это обязательно надо отслеживать.
— Вам больше нравится работать с теми, с кем уже приходилось сниматься, или с новыми коллегами?
— Конечно, приятно встречаться на площадке с теми партнерами, с которыми ты уже что-то вместе прошел, есть какая-то совместная история. Потому что уже есть понимание друг друга, когда можно с полуслова что-то делать, с полпинка, как у нас говорят. Я считаю, мне очень везет в этом плане: я встречаюсь и работаю и с теми, кого хорошо знаю, и с очень интересными молодыми, которые хотят впитать лучшее, хотят понять и научиться.
— Актерской школы им не хватает?
— Школы бывают разные, но, когда приходишь на съемки и начинаешь заниматься делом, там уже не до школы. В цейтноте съемок сразу видно, кто хороший артист, а кто нет. Мне всегда удивительно, что многие ребята заканчивают театральные институты, а в театр не идут, хотят поскорее попасть в кино, на ТВ. С одной стороны, это понятно — хотят больше денег заработать, ведь нужно и семью содержать, и купить квартиру. Но в долгосрочной карьерной перспективе это всегда приводит артиста в творческий тупик.
— Получается перескакивают через ступеньку?
— Они не перескакивают, они лишаются самого главного — я сейчас говорю о театре. Они лишают себя основ профессии, потому что театр — это живой продуцирующий организм, который обеспечивает мощное и непрерывное развитие профессиональных навыков, психофизики. Весь этот багаж ты потом просто берешь и используешь на съемочной площадке. Те, кто поумнее, видят эту проблему и приходят просятся в театр. Очень много случаев, когда достаточно известные состоявшиеся молодые артисты кино идут служить в театр, чтобы набраться мастерства. Они понимают, что это им поможет продвинутся в карьере, выйти на какой-то другой уровень. И очень жалко тех ребят, кто не понимает этого, а потом сетуют на какие-то обстоятельства, которые выше них.
— В этом плане вы можете любому дать сто очков вперед, потому что прошли колоссальную театральную школу, прежде чем снялись первый раз в кино. Проехали от Владивостока до Санкт-Петербурга практически. Во всех часовых поясах работали.
— Это да. Хотя начинать в кино в 51 год, это я вам скажу оказалось совсем непросто. Как говорится, безумству храбрых. Поначалу было очень сложно.
— В чем сложность?
— Мешали мои внутренние проблемы, у меня получился затык полный. Я не понимал вообще, что я должен делать на площадке, как делать. Было такое. (Улыбается.)
— С вашим-то мастерством и опытом?
— И тем не менее. В первый раз я совершенно не понял, что от меня хотят. Это был очень болезненный урок жизни, который пошел мне впрок. К счастью, я быстро обучаюсь. А потом пошло-поехало, я не отказывался ни от каких киноролей.
— Затык — это был какой-то психологический момент?
— Да, исключительно психологический. Первый раз кроме первых двух строк вообще не мог ничего произнести. Всегда смешно это вспоминать. (Улыбается.)
— Слава богу, что у ваших коллег хватило терпения и такта подождать, пока все наладится.
— Спасибо режиссеру Виктору Бутурлину. Он не стал кричать, возмущаться, требовать замены, а терпеливо и долго бился со мной: «Ну как ты не можешь понять? Это же просто!» А я не могу. Отчаяние полное было.
— Разбор роли не провел?
— Там все это было, все было! Но был внутри какой-то психологический «стоп-кран», который мешал мне работать в кадре.
— Ну сейчас у вас с этим все в порядке. А как вы относитесь к тому, что вам периодически предлагают однотипные роли?
— Я стараюсь от этого уходить, бывает отказываюсь, особенно если они заведомо не интересные. Конечно, бывают и однотипные роли, но очень хорошего качества, где есть что играть. Когда в роли есть сюжетные повороты, какая-то перемена судьбы — это всегда интересно. А так я стараюсь от этого уходить, потому что как это бывает в кино: человек сыграл хорошо бандита или полицейского — и понеслось!
— Как было с вашим другом и коллегой Юрием Кузнецовым, который сыграл Мухомора.
— А вы знаете, сколько мы с ним знакомы? Я поступил в институт на первый курс, а он там учился на третьем, с Сашей Михайловым. Но мы в то время дружили курсами. Потом мы вместе с Юрой в Омской драме работали. Он артист грандиознейший! Просто выдающийся артист. Все вот вспоминают его Мухомора из «Улиц разбитых фонарей», но ведь такая всенародная любовь — как орден на грудь. Это значит, что артист попал в десятку! А Володя Машков — Гоцман. А великий Борис Бабочкин — Чапаев. Абсолютное попадание в образ! Но у Юры были грандиозные кино и театральные роли, он сыграл еще много чего, но страна полюбила его за Мухомора. Значит, он сумел коснуться струн души каждого телезрителя.
— Так же, как у вас в сериале «Ивановы-Ивановы»?
— Возможно. Потому что мы забываем, что, когда идет показ сериала, его герои незримо приходят каждый вечер в семью, фактически становятся родственниками, пусть и виртуальными. И когда встречаются с артистом, кидаются: боже мой, это вы! Думаешь: да что же такое? А потом понимаешь, что люди именно так говорят спасибо за этот сериал, что можно не закрывать глаза и уши детям. Ведь сериал «Ивановы-Ивановы» смотрят все от мала до велика. Мы уже шестой сезон показали, думали: сняли, ну все! Вдруг продюсеры звонят и говорят, что люди требуют продолжения банкета. (Улыбается.) Может, будет и дальше, посмотрим.
— Главное, чтобы не было халтуры.
— В том-то и дело. Мы делали это с радостью и удовольствием и с любовью. Поэтому с экрана все обязательно передается в зал или в квартиру.
— Поделитесь секретом, как вам удается сохранить великолепную форму?
— А я не знаю, я просто не думаю о возрасте. Ну как? Ну пройдешь обследование, чтобы понять, ты в порядке или нет. Потом: встал — пошел — поехал. А что делать?
— Это генетика или профессиональная закалка такая?
— Всего помаленьку. Видимо, своего рода закалка. Распорядок дня как-то чуть-чуть подстраиваешь, меню, следишь за собой.
— Тонус как поддерживаете?
— На площадке приходится и прыгать, и бегать, и что-то еще делать. Там физики хватает. После смены одно желание — поспать бы.
— Но зрители думают, что жизнь актера — это сплошное кайф и удовольствие.
— В основном благодаря светским журналам и нашему шоу-бизнесу, когда самоназванные звезды зачастую живут чужой жизнью, выдают желаемое за действительное. Выкладывают снимки из чужого дома, а говорят, что этот дом его. Типа вот я такой крутой, что живу на Мальдивах, пусть и в долг.
— Разве это не правила игры? Понты всегда идут впереди.
— Но кроме понтов там мало что есть, поэтому им нечего рассказать о себе, о своей работе. Из-за этого во многом простые люди думают, что артисты кино и театра живут как сыр в масле. Они не подозревают даже, что эта профессия — безумные пот, кровь и слезы. Постоянные болезненные ожидания, стресс. Сегодня густо, а завтра пусто — это вот про актеров. Сегодня ты завален предложениями, а завтра ни одного звонка. Такое бывает очень часто, и это очень угнетает.
— И не каждая работа предполагает 12 часов в смену, и каждый день, и еще с перелетами.
— Расскажу вам личное наблюдение. Иногда в массовку, особенно сложную, когда, например, военные сцены, набирают молодых спортивных парней, чаще всего военнослужащих. И вот он приходит на съемки, улыбка до ушей, глаза горят, весь такой на позитиве: «А это правда кино? Ой, артисты тут известные, можно потом с вами сфоткаться?» А у них впереди 12 часов атака по сценарию! И вечером, когда говорят: «Стоп! Съемка окончена!», я очень часто слышу от них: «Да пропади все пропадом!» Идет этот парень из массовки весь грязный, промокший, уставший, спрашивает: «Это что, у вас так? Никогда больше не приду!»
— Ему, наверное, уже и не до селфи?
— Да что вы! Когда дубль за дублем одно и то же, потому что тут свет, тут — тучка набежала, тут — самолет пролетел… Это очень тяжелая работа, к которой надо быть готовым и физически, и морально.
— В «Ловце снов» есть сюжетная линия эзотерики, мистики. Как вы относитесь к этому? Верите ли вы в знаки судьбы?
— Я не могу сказать, что увлекаюсь мистикой, но уверен, что наша судьба свыше предопределена. Наверху точно кто-то руководит и подкидывает нам жизненные ребусы. (Улыбается.) В знаки верю. В театре, например, есть старая проверенная временем примета: если ты уронил напечатанную роль, ты должен немедленно на нее сесть. Иначе ждет провал.
— Приходилось?
— Приходилось. А как же! При мне мэтры со званиями и регалиями бухались на пятую точку, как пацаны. Также в театре нельзя щелкать семечки — сборов не будет! Это всегда было и будет.
— Вы в свое время, в Иркутском театре, сошлись с Вампиловым, с Распутиным, потом с Володиным — великие российские писатели и драматурги. Чем запомнилось то время?
— Да, я только приехал после института. Вампилов, которого я вообще не знал, был никаким не Вампиловым, а просто Саней — начинающим драматургом, так же, как и Валя Распутин. Вампилов, помню к нам ночью в окно ломился, попросился пройти в общежитие, потому что его вахтер не пускал. Я тогда не знал, кто это, думаю, что за бурят к нам ломится? Он только спросил: «А ты новенький?» А я только три дня, как приехал. А через несколько дней был банкет в театре — премьера. И там этот парень курчавый, и все вокруг него ходят. Я спросил: кто это? «Да это Саня Вампилов — наш драматург». Так мы и познакомились, и каждый вечер у нас в общаге собирались. И были разговоры о театре, о жизни, о творчестве. Незабываемое время.
— Тогда уже чувствовался их уровень, что это действительно глыбы?
— Это сейчас их в культ возвели, а тогда никто об этом не думал.
— Но уровень интеллекта был виден?
— Ну как же? К сожалению, с Вампиловым, все оборвалось трагически. На следующий год мы были на гастролях в Саратове, и он должен был прилететь на свой сотый спектакль «Прощание в июне». Но, как вы говорите: приметы, судьба, мистика… Мы жили с артистом Валерой Алексеевым, он играл главную роль в этом спектакле. И в шесть утра — дикая жара, окна открыты в гостинице — к нам вдруг залетел голубь. А это очень плохая примета всегда. Мы прогнали голубя, а через 15 минут зашел наш коллега, у него жена в Иркутске в обкоме партии работала, и сказал: «Саня… утонул». Вот так. Мистика? Что это? Можно верить, можно не верить, но что-то в этом есть — безусловно.
— Все говорят, что у Вампилова был шанс стать для театра вторым Чеховым.
— Да, я читал. Знаете, вопрос вообще не очень корректный: зачем ему становиться и как можно стать вторым Чеховым? Зачем ему быть вторым Чеховым, когда он — первый Вампилов? И единственный. Думаю, ему самому было бы немножко обидно, если бы у него спросили, хочет ли он стать вторым Чеховым.
— Он не обижался, что его называли драматургом провинциальных театров?
— Да никогда в жизни! Во-первых, он до такой славы просто не дожил. Но, зная его характер, он первый бы сказал: «Да, я — провинция. Провинциальный драматург. Пишу о людях, которых я знаю. Они в провинции, вот они здесь живут».
— Какие ощущения вы испытывали, когда выходили в спектаклях, поставленных по Вампилову?
— В «Старшем сыне» это всегда море удовольствия. Пьеса блистательная, не банальная, совершенно оригинальная, с очень хорошим языком. Мы все получаем просто колоссальное удовольствие. Но когда он ее писал, никто и не догадывался, что мы проживаем часть своей жизни с будущим великим драматургом. Ничего подобного!
— А с Александром Володиным как познакомились? Он говорил, что влюбился в вас как в актера.
— Да, он мне как-то написал: «Хочу быть похожим на тебя». Он прилетел на спектакль по его рассказам «Записки нетрезвого человека» в Омской драме, а у меня был юбилей как раз, 50 лет. И мы три дня провели очень весело, так, что он влюбился в Омский театр.
— И стал вашим другом?
— Это такой счастливый случай! Я помню, увидел перед собой совершенно мудрого и абсолютно гармоничного человека. Он ведь никогда не делал того, чего не хочет. Человек, прошедший войну, все это знавший, и абсолютно гармоничный, счастливый. Хотя, может быть, внутри что-то и было, но он очень философски к этому относился. Вот мне так повезло.
— После войны, наверное, многие стали философами и по-другому смотрели на жизнь.
— Конечно. Фронтовики не любят говорить о войне. Это и у Никулина было, и у Этуша, у многих, кто прошел войну. Они не любили говорить про нее — страшное грязное дело. И правильно делали! Они шли на смерть, чтобы этого никогда в жизни не повторялось.
— Ваши поклонники все отмечают, что у вас долгий брак с вашей супругой.
— Это у меня это третий брак, но он оказался очень долгим.
— У вас полная гармония?
— Брак — это вообще большая работа над собой, над отношениями. Хотя я и противник разговоров про личную жизнь.
— Ну кто еще нам про счастливый брак расскажет? Какой у вас секрет семейного счастья?
— Во-первых, мы занимаемся одним делом. Это очень важно. Мы понимаем друг друга, прекрасно видим, в каком кто состоянии сейчас и что нужно предпринять, чтобы снять негатив, если он есть.
— В творческих союзах часто бывает, что кто-то является внутренним рецензентом. У вас есть такое?
— Нет. Для творческого человека эти вопросы болезненные. Тебе режиссер скажет, что ты сделал так или не так, а супругам лучше не касаться этой темы, не задевать за живое. Вот похвалить, если есть за что — всегда можно. (Улыбается.)
— Вы сейчас на что больше ориентируетесь: на кинокарьеру или все-таки на театр?
— Не могу это разделить. Потому что я сегодня снимаюсь, а ночью еду обратно в Петербург и вечером играю «Мещан». Или играю в Большом драматическом театре им. Товстоногова «Материнское сердце» с грандиозной Ниной Усатовой и потрясающим режиссером Андреем Могучим. С которым тоже повезло мне в жизни.
— «Мещане» — театральное достояние и культурный феномен не только для Питера.
— Я не могу так говорить, потому что я играю там. Но да, так говорят. А это тоже пот, кровь и слезы, которых не должны видеть зрители. Режиссер прекрасный, Володя Туманов. А вы знаете, в Петербурге в любом спектакле грандиозный БДТ «Мещане» с Лебедевым, поставленный Товстоноговым, — это легенда Петербурга. Все, никто больше не делал. И вдруг Володя позвонил мне и говорит: а посмотри «Мещане». Я перечитал пьесу и обалдел — настолько она свежая и современная! Только с совсем другим поворотом, с другой точки зрения. Я прихожу и говорю: «Меня единственное, что смущает, — «Мещане» и БДТ…» Он говорит: «Шестьдесят лет спектаклю! И с тех пор никто не ставил». Мы взялись, и это было счастье — работать. Да, нелегко, но это счастье. Но счастье и счастливые случаи требуют, чтобы человек был готов принять это.
— Не знаю, уместно ли после столько сыгранных вами ролей спрашивать, о каких ролях вы мечтаете?
— А я никогда не мечтаю о ролях. Серьезно! Когда-то мечтал о Хлестакове, но я сыграл большой кусок пьесы еще в институте. Считаю, что бесполезно мечтать! Просто бессмысленно.
— Почему?
— Потому что тебе дают совсем другие роли. Я в этом плане суеверный человек. Вот представьте, ты мечтал о роли, стремился, тебе ее дали, и ты по полной облажался. По полной! Так что лучше не загадывать.
Евгений Николаев
фото: телеканал "Россия", личный архив актера
