Ольга Красько: я не претендую на близкого друга семьи Олега Павловича Табакова
Сделав блистательную театральную карьеру, Ольга Красько так же стремительно и неотвратимо ворвалась вместе с блокбастером «Турецкий гамбит» в звездный авангард российского кинематографа. Сейчас за ее плечами уже более пятидесяти киноролей, большинство из которых — женщины с непростой судьбой и сильным характером. В новом сериале «Доктор Краснов», который показывает телеканал «Россия 1», ее героине вновь предстоит сделать сложный выбор между разумным прагматизмом и велением своего сердца. О своей новой роли, предначертанной судьбе и многом другом актриса рассказала в эксклюзивном интервью «ТН».
— Вы говорили, что ушли из проекта «Склифосовский», потому что творчески исчерпали себя в роли врача. Что побудило вас вернуться вновь к медицинской тематике?
— Это совершенно другой проект, команда и совсем другая история. В «Докторе Краснове» у моей героини — главврача больницы Анны Берг — в жизни больше драматизма, каких-то личных жизненных перипетий, а медицинский аспект ее деятельности идет уже вторичной сюжетной линией.
— У Анны Берг есть ли какие-то параллели с вашей жизнью?
— Ее история в принципе не похожа на мою. В сериальном сюжете потеря памяти главного героя становится главным триггером последующих событий. Его травма и связанный с этим возврат в прошлое вносит серьезные коррективы в устоявшуюся жизнь героев. Но мне было интересно играть роль женщины, у которой вроде уже есть жизненная стабильность, упорядоченность, но она все равно ставит себя перед нелегким выбором, который может развернуть ее судьбу кардинально. Вот это было очень непросто и очень интересно играть.
— Главный герой потерял память, у него вся прошлая жизнь — белый лист, в том числе и Анна Берг. Но ваша героиня ведь смотрит на него прежними глазами?
— Да, в начале у нее присутствует момент разочарования и боли. К моменту, когда они расстались, это был совершенно другой человек. Не тот, с которым она познакомилась, полюбила, с кем вместе растили дочь. У них произошла настоящая трагедия, которая при расставании нанесла тяжелые душевные травмы. Но амнезия все это стирает из памяти Краснова и буквально возвращает Анну к моменту начала их отношений.
— То есть доктор Краснов, если говорить техническим языком, «откатился до заводских настроек»?
— Если совсем грубо, то, наверное, да. Во всяком случае, в ее идеальном мире так.
— С ним все понятно, амнезия обнулила весь взаимный негатив. Но у вашей героини он же сохранился?
— Она с этим долго разбирается в себе. Ведь тот факт, что он вернулся, что он оказался рядом, Анна же не принимает мгновенно. Она уже привыкла видеть его в другом качестве. Он стал черствей, и она тоже в какой-то броне. И вдруг постепенно она понимает, что рядом все тот же любящий, нежный и вообще не черствый, не циничный, вообще не тот, кто от нее когда-то отвернулся. Но у нее уже есть уже свои приоритеты и своя жизнь, свое представление, как она должна развиваться. Это как раз те человеческие колебания, те душевные терзания, которые мне были интересны в этой героине.
— Но любовный треугольник никуда же не делся? Вообще, насколько различаются любовные треугольники в жизни и в кино, в театре? В творчестве они у вас гиперболизированные в чувственном измерении, в рефлексиях?
— Я бы не сказала, что они гиперболизированы, потому что жизнь иногда преподносит такие завороты, что думаешь: «Нет, мне показали бы в кино — я бы не поверила!» Когда слушаешь разные человеческие истории о том, как складывают судьбы, жизнь иногда похлеще, чем кино. Так что эта ситуация вполне возможна в жизни, но мы, конечно, старались все это сделать боле понятным для зрителя.
— Но какие-то схожести были?
— Все равно я, как и любой артист, что-то черпаю из своего опыта, играю роль своим «инструментом». Поэтому я в судьбе моей героини не увидела ничего неправдоподобного. Даже если не принимать во внимание ситуацию, связанную с потерей памяти, точно такие жизненные ситуации встречаются ведь не редко. У одного сложилась семья, у второго сложилась семья, и вдруг почему-то люди понимают, что все это время они любили друг друга, и пытаются опять это вернуть. А получается это вернуть или не получается и надо ли это возвращать — тут готовых рецептов нет.
— С режиссером Аленой Райнер, которая снимала сериал, у вас первый проект. Это она хотела с вами поработать или продюсеры сделали свой выбор?
— Я таких подробностей не знаю, просто понимаю, что так в этом проекте сложилось, потому что много артистов пробовалось на эту роль, она не писалась конкретно под меня. А с Аленой мне было очень радостно и комфортно работать, потому что она имеет актерское образование. Мы вместе учились в школе-студии МХАТ, просто на разных курсах. Она тонко и нежно относится к артистам, подробно помогает выстраивать роль. Поэтому я получала колоссальное удовольствие от совместной работы.
— Вы говорили, что, если вам роль, сценарий нравятся до дрожи в коленках, вы можете сами позвонить режиссеру, продюсеру, чтобы записаться на пробы. Когда такое было в последний раз?
— Увы, ни разу не было. (Улыбается.) Возможно, потому, что я не имею доступа к каким-то проектам до начала работы над ними, чтобы знать наверняка о каких-то предполагаемых ролях.
— Но что-то вас навело на эту мысль? Был такой случай?
— Это было гипотетическое предположение. Единственный раз могла быть похожая ситуация, когда мне сказали, что скоро будет сниматься «Анна Каренина». Я пыталась найти тех, кто готовит этот проект, эта роль была мне очень близка и интересна. Оказалось, что все актеры на проекте давным-давно утверждены. Возможно, если бы я узнала об этом до этапа проб…
— То Елизавета Боярская осталась бы без этой роли?
— Не думаю. Скорее всего, проект изначально планировался под Лизу и Максима (Максима Матвеева. — Прим. автора) — конкретно под них. Вряд ли там что-то можно было бы изменить. Но подобная попытка была, не скрою.
— Будете еще раз пробовать?
— Я в этом плане немножко фаталист: верю, что мое ко мне всегда придет. Есть в этой жизни вещи, которые напрямую зависят от Высшей силы. То есть у человека есть судьба, определенные кармические закономерности, и ты получаешь роль или не получаешь роль.
— Кроме Анны Карениной какие роли вам еще хотелось бы сыграть?
— На этот вопрос у меня никогда нет ответа. Я никогда не примеряла себя глобально в какой-то конкретной проекции. Может быть, это неправильно, может, надо как-то пофантазировать, и тогда к себе притянешь роль. При выборе роли я всегда исхожу из того, близка она мне или нет. Наверное, сейчас мне было бы интересно сыграть интересную женскую судьбу из хорошего литературного произведения.
— Вы не обделены ролями, в том числе и знаковыми. Можно сказать, что вы везучий, удачливый человек в этом плане?
— По-разному бывает: когда-то — да, когда-то — нет. Мне кажется, что я — человек, который меняется, и у меня меняются взгляды. Я это все воспринимаю как работу своей души. То есть это не вопрос везения, а именно работа души: что это сейчас значит для меня? Какой-то этап без работы? Этап без театра? Какие в этом плюсы или минусы? В любой жизненной ситуации надо находить возможности, и не спешить паниковать: «Боже, все пропало!» Меня сейчас не так много снимают в кино, но, с другой стороны, я не еще ни разу не окунулась в проект, за который мне будет стыдно. Но здесь каждый волен выбирать свое, находить свой компромисс, и, я вам скажу, это такая необъективная вещь: «Что такое успех». У меня вот успех — это прекрасные дети, которыми я восхищаюсь. Мои прекрасные друзья. Я много работала с лучшими нашими режиссерами и актерами. Так что в этом смысле я очень везучий человек.
— И с первого раза попали на курс к Олегу Табакову.
— И это тоже.
— Вы довольно близки с семьей Табакова. Почему он выделял именно вас? Ну помимо таланта.
— Я ни в коем случае не претендую на близкого друга семьи Олега Павловича.
— Марина Зудина сама об этом сказала.
— Я очень благодарна за теплоту и внимание Марине Вячеславовне, но все это ни в коем случае не ставило меня в какую-то особенную статусную позицию, ни на курсе, ни в театре. Я очень уважаю эту семью, обожаю Олега Павловича, и с каждым годом нахожу все больше моментов, за которые я благодарна, и которые я порой не могла оценить раньше. Я своего младшего сына назвала в честь Табакова. Я просто благодарна, что в моей жизни были и есть такие прекрасные люди, и Марина Вячеславовна в том числе. Она для меня всегда была достойным примером, я ее неоднократно видела в различных ситуациях, и я не устаю ею восхищаться.
— Когда произошла та самая нашумевшая история с откровениями Елены Прокловой по поводу харассмента, как вы это все восприняли? Были ли у вас подобные случаи?
— Знаете, никак. По отношению ко мне даже близко ничего такого не было. Все после этих заявлений почему-то подумали на Олега Павловича. Не то, чтобы я воспринимаю его как святого человека, он был абсолютно живой многогранный человек, но я не хочу это даже обсуждать. Это человек с большой буквы, который огромному количеству людей помог встать на ноги в профессии, помог просто по-человечески. Причем во многих ситуациях это были вопросы жизни и смерти: где-то помогал с работой, где-то с деньгами. Я знаю случаи, как он буквально одевал-обувал мальчишек с моего курса, которые нуждались. Приносил им свои вещи, покупал овощи, просто давал деньги на еду.
— Но ведь такие разговоры шли?
— Я не знаю, зачем эти и любые другие разговоры на эту тему, зачем это Елене надо было. Я к ней хорошо отношусь, мы с ней вместе работали, но зачем она это сделала — я не знаю. Меня лично это не касается. Мы все люди, у каждого есть свои личные внутренние моменты, и я не хочу это обсуждать. Я буду Олега Павловича уважать, обожать до конца жизни и детям своим буду рассказывать, что у меня был такой великий учитель. И кто бы что про моих друзей, родителей или моих педагогов мне ни говорил, мне просто все равно.
— Как сейчас у вас складываются творческие и личные отношения с продолжателем дела Табакова — Владимиром Машковым?
— Никак, я больше не играю в театре. Я с огромной благодарностью и любовью вспоминаю все работы у Владимира Львовича и желаю огромного успеха театру, ребятам артистам и ему в том числе.
— Это было ваше решение уйти из театра после стольких лет работы?
— Тут сложно сказать, чье решение. Можно сказать, это было результирующим итогом многих событий на тот момент. Ни меня никто не выгонял, ни я не подавала заявление об уходе. Так все сложилось.
— Ваш нашумевший спектакль «Ночь в отеле», где вы играли Мэрилин Монро —была ли это ваша интерпретация или вы старались максимально точно воспроизвести манеру культовой актрисы?
— Эта роль, можно сказать, стала моей большой подругой. Я благодарна Владимиру Львовичу за то, что он именно меня увидел в этой роли. Это было неожиданностью и непростым творческим вызовом для меня. Я очень волновалась, и я благодарна ему за чуткость, терпение и понимание, потому что я, честно говоря, ни до, ни после не видела его настолько терпеливым, трепетным и по отношению ко мне, и по отношению к другим участникам этой работы. Он со мной просто играл и прожил вместе роль Мэрилин. Постоянно приносил какие-то исторические сведения о ней, редкие кадры. Я приносила то, что я находила. Вплоть до того, что он делился видеоотрывками из спектаклей по этому произведению в других странах, и Мэрилин там была необъятных размеров. Это вселяло в меня уверенность и развивало чувство юмора.
— В спектакле Мерилин проводит ночь в отеле за разговорами с Эйнштейном. А с кем из известных людей вы бы хотели проговорить по душам всю ночь?
— Я бы хотела с той же Мэрилин поговорить. Из исторических — наверное, с Иваном Грозным, как это ни странно. Потому что я убеждена: это был совершенно другой человек, не такой, каким нам его преподносят. Если сравнивать с точки зрения духовной, как говорят, что за время правления Сталина ни до, ни после не было такого подъема — ни экономического, ни духовного. И то же самое было во времена Ивана Грозного. Что была за библиотека и почему она бесследно исчезла? Почему нам упорно строят образы тиранов, но в эти времена наша страна процветала, была очень могущественная и сильная? Мне это интересно. Мне кажется, что все это неоднозначно. Считаю, что он был очень мудрый человек, обладал какими-то знаниями, о чем мы не знаем.
— Последнее время вы очень часто посещаете кинофестивали. Вам нравится этот формат, фестивальная жизнь?
— На самом деле я не фестивальный человек. Единственный фестиваль, на который я регулярно приезжаю, и была уже четырежды — это Байкальский. Я до сих пор считаю его лучшим кинофестивалем в нашей стране, там гостей встречают так, как нигде. Такого я больше нигде не видела, включая наши главные фестивали. Это первый год, когда я переезжаю с фестиваля на фестиваль, и это полезный опыт. Вот сейчас, будучи на «Амурской осени» в составе жюри, у меня была возможность почувствовать себя по другую сторону рампы. Всегда раньше задавала себе вопрос классика: «А судьи кто?» Теперь мне многое стало понятно. Проще стало не расстраиваться, если не получил какой-то приз или номинацию. (Улыбается.)
— Рассматриваете ли вы для себя какую-то административную должность? Насколько вы системный человек?
— Я не зарекаюсь, потому что я фаталист. Если бог направляет тебя в сторону, значит, ты должен там что-то понять. Потому я и не в театре, что я вольный человек. Любая должность будет требовать от меня компромисса с вольной жизнью, и это уже буду не я. Не знаю, не хочу говорить, что нет, никогда. Я просто плыву по течению жизни, и такой цели и задачи у меня нет, потому что я пока не вижу в этом интереса. Если мое присутствие в какой-то должности поможет какому-то большому благому делу, например, растить детей, направлять их в правильную сторону. Если реально смогу реально помочь в чем-то глобальном, то да, я смогу занять такую должность.
— Помимо смежных творческих увлечений — музыка, вокал — у вас еще целый ряд других увлечений: ландшафтный дизайн, каллиграфия. Если бы вы не стали актрисой, то кем бы вы стали?
— Изначально я хотела работать с детьми. Наверное, я бы искала себя в педагогике. Мне кажется, что у Бога нет понятия «профессия», он направляет человек, где он полезен и нужен.
— Вы рассматриваете это дело, как миссию?
— Да, но это не значит, что у тебя одна какая-то миссия. Жизнь достаточно мудро подсказывает, где тебе правильней себя проявить. Я могла бы работать с маленькими детьми. Я могла бы работать в ландшафте, мне очень нравится все, что связано с природой. Все, что делает красивым мир. Большей гармонии, чем в природе, нет.
— Ваш муж в прошлом — крупный предприниматель, большой чиновник в забайкальском правительстве. Поделитесь опытом, как успешно и гармонично жить на два города, разделенных несколькими часовыми поясами — Читу и Москву?
— Не могу поделиться каким-то секретом. Это очень непростая история — жить на два города. Здесь все зависит от людей, надо, чтобы они говорили друг с другом, иначе расстояния очень многое скрывают, когда не видно твоей сиюсекундной сложности, сиюсекундной слабости, а если об этом и не говорить, то бóльшая часть жизни проходит вне друг друга, а это очень сложно.
— Как вы держите связь?
— Цифровые коммуникации у нас — связующее звено, поэтому папа может легко прочитать сказки детям и по телефону. Я ему благодарна за это, потому что у мальчиков нет ощущения отсутствия папы. Папа каждый день на связи в любой момент времени. На днях мы делали совместный чат — видеоконференцию. Я была в Благовещенске, мальчики — в Подмосковье на даче с бабушкой и дедушкой, папа — в Чите. Помню, я помыла голову, и у меня был такой «шухер» на голове. Папа спросил: «Дети, кто это у нас на экране?» А старший гордо так отвечает: «Папа, это же красота неземная!» (Улыбается.)
— Встал на защиту?
— Сыновья меня воспринимают и во многом видят папиными глазами, такие вещи озвучивают, потому что так часто говорит папа — по отношению ко мне нежными словами. Поэтому у нас нет ощущения расстояния глобально. Тут все зависит от людей. Если ты хочешь создать это расстояние, ты его создашь. Как сказал один мой прекрасный знакомый: «Из родных в чужие — расстояние длиной в протянутую руку».
— Помогает ли ваша старшая дочь Олеся в воспитании братьев — своим примером, словом?
— У них сложились прекрасные отношения. Не могу сказать, что она так сильно воспитывает, у нее своя жизнь и своя занятость. Она не всегда успевает проводить много времени с мальчишками, но они ее очень любят. Помню, недавно она уже собралась уходить в институт, и я не смогла, как обычно, выйти, чтобы ее обнять — готовила. И она стоит в дверях такая грустная и размышляет вслух: «Ну хоть кто-то меня сегодня проводит?» И эти братцы вдвоем наперегонки выбегают, обнимают, целуют ее. У них очень нежные отношения, и я не могу сказать, что она их там как-то строит. Бывают ситуации, когда она им может сделать замечание, так как многие вещи она видит моими глазами. Но, с другой стороны, она тоже еще ребенок.
— Вы с ней достаточно близки?
— Порой она замечает то, что мы, взрослые, не замечаем. Мне вообще очень нравится за детьми наблюдать: они такие мудрецы, такие чуткие товарищи, что я очень многому учусь у них. У дочки в частности, потому что она, на мой взгляд, уникальная: очень мудрый ребенок, не по годам, и мне с ней очень интересно. Мы с ней все обсуждаем, и наши совпадения, и несовпадения, мне это очень нравится. Это позволяет и мне меняться, и больше понимать, что с ней происходит. Это создает крепкую невидимую связь, даже когда мы разъезжаемся, все равно мы вместе.
— Вы довольны, что она самостоятельно выбрала себе жизненный путь, актерскую стезю и целенаправленно идет по нему?
— Очень довольна. Путь, который она выбрала, ей приносит удовольствие. Она взахлеб рассказывает мне все, что у нее происходит на этом поприще. Поверьте, большего счастья нет, когда понимаешь, что это не ты нарулил и не ты выбрал путь для своего ребенка, а она сама. Я уже сейчас ее вижу такой многогранной, такой разносторонней, что даже не могу утверждать, кем она будет в будущем. Мне кажется, что она видит жизнь шире, чем я уже сейчас, и у нее будет интересный путь, ее собственный.
— Помогать будете ей?
— Безусловно! Я ей всегда помогаю, но во всех моментах говорю, что слушать она должна всегда только свое сердце и максимально брать всю ответственность на себя. Несмотря на то, что она может посоветоваться со мной, прислушиваться ко мне или к папе, к друзьям, она все равно поступает так, как считает нужным.
— Отпускаете ее смело в самостоятельное плавание?
—Так она начинает все больше верить в свои силы. Это повелось еще со школы. Не поверите, но я не участвовала в ее домашних заданиях. На родительских собраниях некоторые знали, что детям задавали на дом, а я нет. Для меня это было диковато. Закрадывалась мысль: может, я что-то неправильно делаю? Я понимаю, что мне бы хотелось, чтобы дочь у меня была круглая отличница, но с другой стороны думаю, а зачем мне это надо? Она учится хорошо, успевает, 10-й и 11-й классы окончила со всеми пятерками. Она сама выбирала, где учиться, как учиться. Это ее идея окончить за год два класса, ее идея учиться в русско-британской школе и по русской, и по британской программам. У нее не было ни одного репетитора за всю школьную историю, тем не менее она прекрасно учится.
— Учитывая и вашу карьеру, ваш статус в российском кинематографе, и ее отца — Джаника Файзиева — тоже не последнего человека в российском кинематографе, не замечали у нее мажорности?
— Нет, ни в коем случае. Не то что я замечаю или не замечаю. Я общаюсь со многими людьми, и они мне давно могли бы что-то сказать по этому поводу. Но нет ничего подобного! Наоборот, к ней были вопросы от родителей детей, с которыми она училась: «Почему ты учишься в обычной школе?» Какого-то особого отношения или пиитета к своему статусу у нее нет, и это здорово. Она абсолютно живой и адекватный человек, который легко находит общий язык с людьми разного положения, разного возраста, разных профессий. Меня это радует больше всего.
Евгений Николаев
Фото: телеканал «Россия», личный архив
