Дмитрий Миллер: отец выбрал остаться в России и воспитал нас патриотами страны
Дмитрий Миллер всегда максимально правдоподобно и уверенно выглядит в роли врачей. Такая органика в кадре совсем не случайна, ведь по первому образованию, пусть и незаконченному, Дмитрий медик. В сериале «Склифософский» персонаж Дмитрия настолько полюбился зрителям, что все семь лет, пока доктор Пастухов отсутствовал, зрители настойчиво требовали вернуть его «из Геленджика». И в новом сезоне популярного сериала, который стартовал на телеканале «Россия», супружеская чета Пастуховых вновь появится на экранах. О том, как прошло возвращение, немецких корнях и любимом семейном месте отдыха актер откровенно рассказал в эксклюзивном интервью «ТН».
— Зрители упорно просили вернуть полюбившуюся чету Пастуховых в сериал «Склифософский», рады, что вернулись в проект?
— Конечно, рад, потому что многое связывает с этим проектом. Все-таки четыре сезона вместе работали, сдружились, компания душевная сложилась. Всегда приятно вернуться в коллектив, где у тебя хорошие друзья и приятная творческая атмосфера.
— Вас не удивило, что зрители настойчиво просили вернуть Пастуховых?
— С одной стороны, это было неожиданно — да. Но с другой, наших героев с Олей (Ольга Павловец. — Прим. ред.) телезрители давно полюбили, и на протяжении первых четырех сезонов в соцсетях поклонники сериала часто писали нам приятные отзывы. Это было чрезвычайно приятно, не скрою. Когда нам сообщили, что четвертый сезон стал для Пастуховых последним, все очень расстроились. И мы, и, думаю, зрители.
— С чем был связан вывод Пастуховых из сериала?
— Для нас это тоже стало неожиданностью в свое время. Видимо, создатели сериала решили освежить сюжетную линию, ввести новых персонажей. Что поделаешь? Есть руководство, которое решает, что лучше для проекта, мы должны согласиться с этим. Продюсерское кино такое — кто платит, тот и заказывает музыку. Наверное, посчитали, что для повышения рейтинга проекта нужно что-то поменять. Они же не только нас, там почти полгруппы поменяли, так что обижаться не приходится, — это часть нашей работы.
— Как сами восприняли это решение?
— Разные чувства были. Сначала думал: если позовут — не пойду. Но, видимо, семь лет — это срок, когда человек забывает все обиды. Когда вернулся, первое ощущение было, что это совершенно новый проект.
— Пастуховы вернутся обновленными?
— Нет, они все те же старые, добрые. Но нашу киносемью, как я понял, ожидают увлекательные перипетии. Волею сценаристов судьба готовит нам с Олей какое-то испытание — решили, что пора привнести в нашу киносемью какую-то интригу. (Улыбается.)
— По первому образованию вы медик, и Пастухов — не первый сыгранный врач. Для вас это больше, чем просто роли?
— Можно и так сказать. Я общаюсь с бывшими однокашниками — врачами, докторами, они все уже достигли определенных высот. Есть профессора, члены-корреспонденты Академии наук и так далее. У всех уже личные кабинеты, а мне вот в кино спустя двадцать лет работы только-только дали ординаторскую, доверили приемное отделение. (Улыбается.) Если серьезно, то да, отчасти роли врачей — это своеобразный гештальт, который мне позволила закрыть судьба: «Хотел быть врачом? Вот, побудь врачом, хотя бы в кадре».
— А у вас есть ностальгия по медицинской деятельности?
— Нет, у меня в этом смысле все нормально. Друзья друзьями, но я же сам сознательно не захотел продолжать учиться на врача. Хотя у меня все получалось и при определенных обстоятельствах я мог бы вернуться и закончить медвуз. У нас на «Педиатрии» завкафедрой была Татьяна Полунина, она ко всем студентам хорошо относилась, и помнится, местечко для меня больше года держала, можно было одуматься и вернуться.
— Верили в вас?
— Да, верили, очень приятно, конечно. Пусть продолжают верить в меня.
— Это сейчас у вас слава, успех, узнаваемость. А вначале, когда были трудные времена? Не было сомнений, что, может, и не стоило делать такой крутой поворот в жизни?
— Глобального разочарования по поводу актерской карьеры у меня не было никогда. Да, были моменты, когда что-то не получалось, но даже мысли: «зачем же я все бросил», у меня, уж поверьте на слово, никогда не было.
— Когда кто-то в семье заболевает, к врачам обращаетесь или обходитесь своими силами?
— Всегда обращаюсь, если нужно. Даже врачи — они же только на работе врачи. Они лучше других знают, если человек болеет, ему необходимо обратиться к врачам. Поэтому они такие же пациенты, как и все остальные.
— Свои знания не применяете?
— Прекрасно понимаю, когда надо идти к врачу, а когда нет. Вот на днях наши девочки в школе излишне активно толкались, и одна потом пожаловалась, что ее в грудь ударили, теперь болит. Я осмотрел, пропальпировал, вроде все хорошо — ребенок сразу успокоился и вся боль прошла. Иногда и так бывает.
— Вы один из известных последователей сыроедения. Это тоже результат вашего медицинского образования?
— Отчасти да. Когда я после школы пошел в медучилище, меня это направление полностью захватило. Мне всегда нравилась биология. Друг даже посоветовал поступать на биофак, но я не поступил. Решил год поучиться в медвузе, но интерес к биологии не пропал. Анатомия же всегда интересна, особенно когда изучаешь в формате самопознания. Хочется проникнуть внутрь и посмотреть, как это работает: «А если таким горючим заправляться? А если — таким?»
— Вы до сих пор придерживаетесь?
— Нет, сейчас уже веганства особо не придерживаюсь, уже стал всеядным. Я же все это не из праздного любопытства проделывал, хотелось таким образом консервативно победить свой недуг. Но помогло только оперативное хирургическое вмешательство. Сейчас чувствую себя прекрасно, поэтому постепенно отошел от экстрима в еде. Когда ты все это изучил, уже понимаешь, что с чем нужно совмещать, где чего больше — уже можно и без сыроедения держать организм в правильном тонусе.
— А в семье какая у вас философия еды?
— Мы с Юлей для себя можем выработать какую-то систему питания для взрослых, а для девочек — уже сложно. Пытаемся им меньше сахара давать, но они сладкоежки, любят сладкие пончики, блины с сахарной пудрой. Пока сильно их не ограничиваем, так как детский метаболизм сжигает полностью все калории.
— У ваших девочек необычные двойные имена, почему так решили назвать?
— Считается, что двойные имена — помощники, некие эзотерические защитники человека. Причем такая традиция ведется с незапамятных времен. Юля очень хотела дать двойные имена, объясняя это тем, что они дают дополнительную родовую поддержку. Дарина — это дар, а Виктория — победа. Мне было, в общем-то, не принципиально, а супруга очень хотела, поэтому так и назвали.
— А как вы их в семье называете?
— Мы называем девочек по их первым именам, но в паспортах написано: Марианна-Дарина и Алиса-Виктория.
— Они растут дружными? Творческими?
— Творческими — да. А дружными? Как и все дети в их возрасте, они вместе играют, иногда ссорятся — все как обычно. Но больше половины, 51% — это дружба. А один процент уже многое решает. (Улыбается.)
— Вы с супругой познакомились, когда хотели научить ее бить чечетку. А откуда у вас этот навык?
— Когда я пошел учиться в театральную студию на Чистых прудах, там был педагог Владимир Беляйкин, он преподавал степ, я стал заниматься у него. Мне очень понравилось это направление, не сразу стало получаться. Пришлось в буквальном смысле вбивать ноги в пол по нескольку часов. Вот там с Юлей и познакомился. Владимир Беляйкин как-то сказал: «Вот девушка из Питера приехала, актриса. Она просит ей показать, а у меня времени нет. Хочу, чтобы ты научил ее».
— Степ — это же сложная техника. Вы изначально проявляли какие-то способности к этому?
— Бог одарил меня хорошим чувством ритма, пластикой. Для меня всегда легко бить чечетку. Вот дальше не получилось развить навык, поставить какой-то номер. Но у меня получалось здорово, и я был очень увлечен степом. Я Юле это показывал, но нужно было делать много раз повторения. Мы стали больше созваниваться, общаться, затем понравились друг другу.
— А зачем ей нужно было научиться бить чечетку?
— Это ей нужно было для роли. Тогда как раз мюзиклы первые пошли, проводились различные кастинги. Но оказалось, что это она сделала главный выбор в своей жизни. (Улыбается.)
— Какой секрет вашего крепкого брака с Юлией?
— Во-первых, любовь — это база счастливой семейной жизни. Еще должно быть совместное желание хранить семью и хорошие отношения, что бы вокруг не происходило. Для этого нужно не держать чувства в себе — ни хорошие, ни особенно плохие. Часто же бывает, когда кто-то в паре обиделся, и потом ходит дуется неделю, месяц или вообще собрал чемодан и уехал.
— У вас не так?
— Мы не такие, мы говорим друг с другом, прорабатываем все возникшие разногласия. Если бы видели, что у нас безвозвратно плохо, мы бы и не жили вместе. А так в разговоре всегда доходим до того момента, что понимаем: нам вместе хорошо. Я считаю, в природе не бывает длительных идеальных браков. Вон даже снег на улице не везде белый, и даже на солнце бывают пятна. Я не верю, что люди, которые живут по 30-40 лет, ни разу друг с другом не поссорились. Мы же не роботы, которые могут в нужный момент просто отключаться — «абонент недоступен». (Улыбается.)
— Вам понравилось работать с супругой в одном кинопроекте «Точка невозврата»?
— Я немного этого боялся вначале, но все прошло замечательно.
— А чего боялись? Были какие-то риски?
— Сейчас — нет, а вот раньше я действительно очень волновался на съемках. Может, стеснялся Юлии, с родственниками же сложнее играть. Это всегда, как шаги по тонкому льду. На съемках иногда все может восприниматься как сильная критика, хотя она таковой не является. На твоих глазах близкого человека обидеть могут, или он может обидеться, что-то не так понять.
— Это из той серии, что с родственниками нельзя работать или бизнес вести?
— Да, наверное. Потому что у тебя экстраполируется ответственность, ты как будто вдвойне ответственен. Я, например, всегда учу текст, а Юля до последнего тянет, не учит. У Юли очень крутая театральная школа, курс Льва Абрамовича Додина, и она может легко импровизировать, поэтому за текст особо не держится, а меня это напрягает. Поэтому иногда уж лучше мир в семье, чем совместный проект.
— У вас разный темперамент? Вы по-разному смотрите на одно и то же?
— Думаю, да. Иногда очень сильно по-разному. (Улыбается)
— У вас немецкие корни. Генетика дает о себе знать?
— Такие вещи больше со стороны видны. Если говорить о немецкости, то я у себя ее, если честно, вообще не чувствую. Вот у папы немецкий менталитет очень сильно чувствовался. Он чистокровный этнический немец, только российского происхождения. У него да, орднунг — порядок, должен быть во всем — и в делах и в мыслях. У меня, наверное, в чем-то периодически проявляется желание порядка, но мне вполне комфортно и без него.
— А в Германии как себя чувствовали?
— Прекрасно. Я и служил там, и в 2013 году там лечился. Но это не моя страна.
— А язык знаете?
— Нет, язык не знаю, и отец тоже хорошо не знал. Ему сложно было расти в то время, да еще и еще и практиковать язык. Война же была, и все дети его семьи жили по другим семьям. Старшая сестра пыталась практиковать немецкий в семье, чтобы они не забывали, но она рано умерла, и традиция прервалась. Никто потом уже не говорил по-немецки. Все Миллеры полностью ассимилировались, и, я считаю, это правильно. Ты родился и живешь в России — это твоя Родина! И даже если уезжаешь, я имею в виду репатриантов, то не жди, что с переездом ты автоматически станешь немцем.
— Трудности адаптации?
— Трудности ментальности. Я видел в Германии людей, которые уже больше 20 лет там живут, но так и не ассимилировались, не стали немцами не только по духу, но даже по образу жизни. Многие продолжают коммуницировать большей частью в узком кругу русской диаспоры, в своем ограниченном мирке, даже говорят там на русском. Да, они переехали Германию, но ментально так и не уехали из России. Хотя у людей есть свой дом, несколько машин, пусть не крутых, но нормальных, все они трудоустроены. Но все равно им плохо там, говорят: «Нам здесь не нравится!» Что не нравится? Учите язык, традиции нации, старайтесь понять и принять страну, чтобы хотя бы дети у вас почувствовали себя немцами. Поэтому я счастлив, что мой отец не уехал в 1973 году, когда началась очередная волна немецкой эмиграции. Он говорил: «Куда я поеду? Дети маленькие, мы ничего там не знаем, не устроимся там». Хотя я уверен, что отец бы там точно устроился, потому что был мастером золотые руки по дереву. Но он выбрал остаться в России, воспитал нас патриотами страны, и я считаю, что все сделал правильно.
— Лучшее — враг хорошего?
— Да, если ты здесь живешь, то, пожалуйста, уважай страну, которая вырастила и воспитала тебя, дала широкие возможность для самореализации.
— У вас в Москве много спектаклей, на которые трудно достать билеты. Театральная деятельность для вас главная?
— Если честно, я не всегда был «на ты» с театральной сценой. В кино как-то всегда попроще было. Пошел в антерпризу отчасти сознательно, чтобы приоткрыть эту манящую дверь. Я долго учился, чтобы стать именно театральным актером. Еще в «нулевых» у меня появилась первая антреприза, и я потихонечку двигался шаг за шагом, от роли к роли, и делал все, чтобы реализоваться и в театре. Хотя, если честно, вот только-только — буквально последние лет пять — стал себя комфортно ощущать на сцене. Процесс адаптации у меня, мягко говоря, затянулся. Но сейчас я счастлив, что у меня есть такая насыщенная театральная жизнь, есть спектакли, которые собирают полные зрительные залы. Еще один плюс театра — он всегда держит артиста в тонусе, в хорошей творческой форме.
— У вас большинство ролей в комедийных спектаклях, но одна из последних в «Тихом Доне» — драматическая роль Григория Мелехова. Решили поменять творческий вектор?
— Это роль мечты, можно сказать. Я хотел давно сыграть Мелехова, мне давно нравился этот персонаж, очень хотелось его воплотить на сцене или в кино. И вот наконец-то удалось на сцене «Русской песни». Спектакль получился, на мой взгляд, очень хороший. Но у меня уже были драматические роли, например, в Губернском театре. Я лет пять там играл в спектакле по пьесе Артура Миллера «Вид с моста». Играл главного героя Эдди, который воспитывает племянницу. Она уже подросла и хочет пойти работать, а у него отеческо-мужские сложные чувства. Эта роль очень мне нравилась, жаль, что спектакль почему-то закрыли.
— А если говорить про кино, какая у вас роль мечты?
— В кино нет каких-то таких ролей, которые мне хотелось бы сыграть. Вот Гамлет — это еще одна роль мечты.
— Вы Мелехова как-то назвали русским Гамлетом.
— Да, мне кажется, он такой. По драматизму, по тому, что с ним происходит. Так что Гамлета я бы с удовольствием сыграл. Из Шекспира вообще многое хотелось бы сыграть — это так близко мне, такой глубокий мир образов, что дух просто захватывает.
— У вас много профессиональных и общественных наград. Кроме того, что это приятно, вас эти регалии как-то мотивируют?
— Да, это очень приятно, испытываешь гордость за свой труд, за профессию. Я в этом смысле мало отличаюсь от среднестатистического человека.
— У некоторых повышается самооценка и гонорары.
— Конечно, наша профессия такова, что подобные достижения, как правило, автоматически увеличивают гонорар — это воспринимается нормально с обеих сторон.
— Ваш коллега Леонид Ярмольник недавно сказал, что звания народных, заслуженных артистов обесценены, что актеру достаточно, чтобы зрители знали его имя, а работодатели платили адекватный гонорар. Вы согласны?
— Наверное, соглашусь. Хотя Ярмольнику всегда проще говорить о таких вещах с высоты своего высокого положения.
— Он, по его словам, два раза отказался от высоких званий.
— Я не думаю, что он так же говорил бы в 35 или 40 лет. Но сейчас он уже умудренный, опытный человек, и может себе позволить говорить такое публично. Но все равно он молодец, раз не только говорит, но и сам показывает пример.
— Где вы любите отдыхать?
— Любим отдыхать в теплых местах. Юля любит Средиземное море, тамошнюю кухню. Открою секрет: если питаться по-средиземноморски, то никакая диета не нужна будет.
— Квартиру на Сардинии не продали еще?
— Нет, но мы там последний раз были давно — в 2019 году. Вот только наконец-то оформили визы, как потеплеет, планируем съездить. Соскучились уже, там очень живописные места и просто чудесное море. Последний раз вот съездили отдохнули в Арабских Эмиратах на Новый год, устроили себе восточные новогодние каникулы. Очень понравилось, но там жуть как дорого.
— Почти как дома, многие знаменитости сейчас едут в Дубай.
— Да, там много наших. Вот зимний отдых пока еще не освоили. Я имею в виду зимние курорты. Пока ни разу не получалось, хотя очень хочется.
Евгений Николаев
фото: телеканал "Россия"
