Полина Максимова: у меня нет ни одной красивой истории любви, я вся из ран состою
7 марта на большой экран выходит романтическая комедия «Адам и Ева» — история о двух людях, оставшихся в огромном городе, а возможно, и на всей планете. Хоть они изначально и совершенно не нравятся друг другу, но обоих терзает вопрос — как возродить человечество?.. Главную роль в картине сыграла Полина Максимова. О самых экстремальных съемках в своей жизни, любовной химии с коллегами, скором юбилее и пережитых предательствах актриса рассказала «ТН».
— Как вам в роли Евы — единственной женщины на земле?
— Неплохо. Мою героиню зовут Марина Мурашкина. Стихийная, неуправляемая девчонка с налетом современной шелухи, находящаяся в погоне за известностью, медийностью, славой. Может быть, в каких-то моментах беспринципная, в каких-то капризная, неуступчивая. Как маленький ребенок: дай ей и дай. При всем этом, если подчистить шелуху, можно обнаружить искреннего, чистого ребенка со своими страхами, неуверенностями. И в нашей истории случившийся апокалипсис становится для моей героини хорошим катализатором очищения и становления всей ее сути. Попадая в крайние обстоятельства, спесь спадает, и человек становится настоящим.
— Вы с ней похожи по энергетике? Окажись в такой ситуации, так же себя повели бы?
— Не знаю, хорошо, что я не была в такой ситуации. Но мне кажется, что я более неприспособленный человек. Первое, что сделала бы, — это расплакалась. Я выросла в семье, где папа всегда ходил в экспедиции и даже океан перешел, так что я в тайге выживу, понимаю, как разжечь костер, и все такое. Но я не знаю, как бы повела себя в конкретных обстоятельствах. Мне кажется, мы не похожи, хотя, конечно, какие-то эмоциональные вещи ты достаешь из своего актерского сундука и применяешь в работе. Но всегда же легче от обратного идти, проще играть то, чем ты не являешься. Самые убедительные роли — это когда ты полная им противоположность.
— Насколько сами съемки были увлекательными, сложными? Вы ведь и какие-то трюки сами выполняли.
— Да без перерыва у нас было 27 смен, и буквально каждая смена на выживание. Более сложного технически проекта у меня не было. Еще на уровне сценария было понятно, что съемки будут непростые, несмотря на прекрасный жанр, хорошие диалоги, все это легко и интересно читается. Первое, что спросили эксперты на подаче заявки в Фонд кино: «Как вы собираетесь это снимать? Это же невозможно». Нужны были пустые города, пустая Москва без людей, без машин. Как известно, Москва никогда не спит, но наименьшее количество народа бывает на улицах в 3-4 утра. То есть в это время нам надо было начинать снимать, а до того добраться до съемочной площадки — мин 30-40, загримироваться (час), и это, считай, встать надо в час ночи. Иногда дневные смены у нас начинались в два ночи. Были очень ранние подъемы, беспрерывные перекрытия дорог и центра Москвы, перекрывали Красную площадь, ГУМ, Большой театр.
— Помимо этих факторов физически сложные сцены были?
— Была сцена, где моя героиня попала в автосалон, не понимала, куда ей идти дальше, и решила переночевать там. В это время по сценарию идет дождь, соответственно, навесной потолок наполняется водой, в итоге он должен прорваться и 500 литров воды обрушиваются на героиню. Для этой сцены строили спецпомещение на улице, съемки проходили в октябре, и было холодно. Перед съемкой ко мне заходит каскадер и говорит: «Полина, такое дело, дублеры отказались, а каскадеры у нас только мужики. Но мы все проверили, положили три арбуза, они не лопнули, так что не бойся». У меня нервный смех: «Ребят, вы чего гоните? А человека вы положили вместо арбузов?», «Да нормально все будет, если арбузы не лопнули, значит и человек не лопнет. У тебя хороший ангел-хранитель» — отвечает. Ну я перекрестилась, молитву прочитала и пошла сниматься, в итоге вылили на меня этот водопад. Было очень страшно, героиня должна спать, ты не понимаешь, в какой момент на тебя польется вода. Потом, я еще до истерики боюсь высоты, у меня кружится голова, начинает тошнить. А по сценарию я должна сидеть на памятнике «Рабочий и колхозница», что на ВДНХ. Режиссер говорит: «Садись вот так, ты должна ножками болтать, записывать видео на телефон, наливать из термоса чай, орать что-то, радоваться тому, что с тобой происходит». Я взбираюсь на этот памятник, естественно, крепления, безопасность, все это было, но я же понимаю, где нахожусь, и в районе солнечного сплетения все сжимается, смотреть страшно, не то, что сниматься. Села, Илья говорит: «Да нормально, ты ногами-то болтай». По итогу, прихожу потом на озвучание, а звукорежиссер вообще не может разобрать мой текст, потому что там стук сердца такой, что не слышно реплик. Но благо, что у нас был текст, сценарий, и мы смогли переозвучить. Потом был знаменитый укус пчелы, когда она меня в подсолнухах так укусила в лоб, что отек был на пол-лица несколько дней, пришлось остановить съемки.
— Кажется даже коза у вас была в качестве коллеги?
— Да, причем сначала выбрали одну козу, а она даже до площадки не доехала, умерла. Только не подумайте, это не жестокое обращение с животными, она просто сама то ли от старости, то ли от болезни какой. Потом другую козу Маню нашли в Смоленске, а она прямо настоящая девочка, знала, с кем дружить, кокетливо приняла внимание Димы Чеботарева и Ильи Фарфеля, а меня ни в грош не ставила. Более того, Маня ревновала Чеботарева ко мне и рогами пыталась меня отогнать. А мы с ней в это время находились в одной машине. По сюжету, я заставила героя Димы подобрать эту козу, и по идее мы должны с ней дружить, но Маня не желала ни в какую. Я только и думала: «Как бы мне бы со смены приехать с целым лицом и двумя глазами».
— А как сработались с Адамом — Дмитрием Чеботаревым?
— Мы с ним миллион лет знакомы, учились параллельно в институте, Дима заканчивал Щукинское, я Щепкинское, и как-то пересекались в студенческих компаниях периодически. Мы снимались у одних и тех же режиссеров, но так получилось, что в кадре мы только сейчас встретились в таком прекрасном дуэте. Дима потрясающий партнер, очень внимательный, чуткий, интеллигентный, во всем помогает, где надо, не мешает. Я поначалу думала, чего он такой усталый или смурной всегда. Я же перед сменой в вагончике музыку слушала, танцевала, чтобы себя как-то растормошить в два ночи. А Дима всегда был сосредоточенный, серьезный. Я решила: «Ну у каждого свой способ готовиться к кадру», а на самом деле он просто приходил на площадку уже Виктором. И это так круто, такой контраст. Мне кажется, если бы не было Чеботарева, то его надо было бы придумать. Кто бы еще смог сыграть такого интеллигентного ученого, и в то же время привлекательного, одновременно и строгого, и скромного.
— Действительно ли между героями должна возникнуть пресловутая химия, когда они играют любовь, чтобы роль получилась?
— Не уверена в этом, думаю, надо быть хорошими артистами. Безусловно, партнер должен быть приятен. Но химия должна быть на экране, а в жизни ее может и не быть. Мне кажется, когда между вами, как людьми, есть химия, то ты на подсознательном уровне пытаешься это максимально скрыть. И это мешает работе. Когда тебе человек нравится, как мужчина, у тебя очень много глупостей вылезает, и ты начинаешь стесняться каких-то моментов, где-то быть неловкой, а это мешает. А когда ты на профессиональной дистанции (в рамках рабочих отношений), у тебя все гораздо технически точнее и круче получается. Поэтому я за актерскую химию, за слияние энергий и единый вектор. Если вы в едином векторе работаете на результат и у вас одна цель — хорошее кино. Причем эта химия должна распространяться и на режиссера, оператора, артистов.
— Признайтесь, насколько вам нравится режим белки в колесе, в котором вы живете уже много лет?
— Может быть, это такая видимость создается, но я по сравнению с некоторыми своими коллегам вообще улитка. Я не очень люблю брать проекты в параллель. Если погружаюсь в роль, то люблю жить и вариться исключительно в ней. Я в этом плане не многодетная мать. Есть же артисты, которые много лет сидят, а потом дорываются до ролей и просто боятся остановиться, боятся состояния молчащего телефона, когда тебя не зовут и ты сидишь и думаешь: «И что, и это все? Прошло?».
— У вас этого страха нет?
— Есть, конечно. Было бы лукавством, если бы я сказала, что его нет. Я люблю работать. И я себя идентифицирую, как актрису, которой важен диалог со зрителем. Мне важно транслировать вещи, на которых я выросла, которым меня учили родители, какие-то вечные вещи — дружба, преданность, взаимовыручка, любовь и другие общечеловеческие истины. И мне очень важно не впустую работать, лишь бы мое лицо где-то постоянно мелькало, я в каждой роли нахожу болевые точки, стараюсь работать через них. Мне надо найти боль героини, и через нее я как на скелет наращиваю мышцы. Если я этого не нахожу внутри себя, то отказываюсь. Есть еще интуитивные вещи — мое, не мое. Если я понимаю, что не мое, то не хочу занимать чужое место. Я фаталист и понимаю, что если это моя роль, то она меня дождется.
— Как часто возникает потребность в уединении, без контактов с миром? Как вы перезагружаетесь?
— Без перерыва у меня эта потребность. Я вообще рак-отшельник. Мне кажется, этот момент уже все заметили, и, поговаривают, что это не очень нравится продюсерам и людям в индустрии. Меня можно встретить только на моей премьере, а так я никуда практически не хожу. Так как я нахожусь в постоянной коммуникации на съемочной площадке минимум с 50 коллегами — режиссерская группа, администрация, операторы, художники-постановщики, гримеры, реквизиторы, то в жизни я постоянно нахожусь в погоне за тишиной, она приводит меня в чувство. Я люблю сидеть в тишине, молчать. Мне важно пребывать в своем пространстве. Меня всегда спасает природа. Я и по гороскопу рак, мне в своем панцире сидеть прекрасно, совершенно не нужно общение, друзья не обижаются уже даже. Кто готов меня терпеть — терпит, а кто не готов — уже не общается.
Сейчас я в Сочи, на Красной поляне на съемках полнометражного новогоднего фильма под названием «Шале». Мы тут работаем прекрасной пятеркой — Анна Михалкова, Гоша Куценко, Владимир Яглыч, Степан Девонин и я. Красота тут нереальная: домики шале, потрясающие верхушки заснеженных гор, свежий воздух.
— В этом году вам предстоит отметить юбилей — 35 лет. Наверняка готовится большое торжество...
— Вообще нет, мне кажется, что день рождения отмечают только когда либо тебе лет 10 — и это радует, либо когда тебе 50, когда пол жизни уже прожито. Я вообще не люблю свои дни рождения, всегда улетаю в это время. И желательно, чтобы меня не было даже в сети. Для меня это сакральный день.
— А о возрасте задумываетесь? Есть какой-то жизненный план, что важно сделать?
— Конечно, задумываюсь. 35 — это, страшно, блин. Как будто это не про меня. В институте, когда к нам приходили выпускники, мне казалось, что 35 — это глубокие старики. Оказывается, нет. (Смеется.) Что-то вы напомнили, и даже грустно стало. Я понимаю, что в работе возраст с 30 до 40 — это золотой актерский десяток. Когда уже достаточно опыта и багажа, чтобы создавать объемные роли, и пока есть много сил, чтобы работать. Планы грандиозные. Цели высокие. И я к ним иду. Я бы с удовольствием поделилась ими, но не хочется смешить Бога.
— Фильм выходит накануне 8 Марта, было у вас какое-то самое яркое и незабываемое поздравление в этот день?
— Такого не помню. Вообще для меня это праздник весны, цветов, когда начинает по-другому греть солнце, больше световой день. И ты находишься в состоянии весенней эйфории и влюбленной невесомости. В предвкушении весны. Это какая-то романтичная история, и когда еще выходить нашему фильму, как не 8 Марта!
— Ваша героиня Марина Мурашкина нашла свою любовь, а вы в этом чувстве не разочаровались со временем? Любовь ведь может не только окрылять, но и ранить…
— Это как раз мой случай. Мне кажется, на мне уже живого места не осталось. Я вся из этих ран состою. У меня нет ни одной красивой истории любви. Все как-то некрасиво заканчивались. Наверное, я когда-нибудь напишу книгу про все предательства, которые я пережила. Всю эту боль я переношу в роли. Работа — мой психотерапевт. Я все это через персонажей транслирую. Каждая роль — как исповедь. Наверное, поэтому мне так убедительно удается играть драму. Потому что я знаю, как это, когда БОЛИТ.
визажист - Тата Хитрова
Стилист - Оксана Он
Одежда - Bosco
— А помните, когда впервые по-настоящему влюбились?
— Школьные годы, мне было 15 лет, моей любви 17. Это был сын друзей родителей, мы приехали в гости, познакомились, и меня просто захлестнуло чувство. Мы встречались, целовались. А потом он куда-то исчез, и я страдала под Земфиру.
Самое интересное, по сей день этот человек не женат, он среди первых, кто смотрит мои сторис в соцсетях, до сих пор он мне звонит и говорит «как же так я тебя упустил». А мне он уже 100 лет в обед не нужен.
— Может ли работа заменить чувства и личную жизнь? Сейчас вы в отношениях или сконцентрированы исключительно на творчестве?
— Зачем заменять, если можно совмещать. (Смеется.) При желании можно звезду с неба достать! Вопрос только в том, насколько это нужно и важно обоим. Любой человек хочет реализации как в работе, так и в личной жизни.
По себе могу сказать, что, когда я в чудовищно загруженном режиме, я больше успеваю и даже выгляжу гораздо лучше. Одно могу сказать точно: я не смогу полностью погрузиться в семью. Либо семья и работа, либо работа. Без своей профессии я буду несчастна. А кто хочет видеть рядом с собой несчастного человека? Когда я снимаюсь — горят глаза, у меня энергия и чудесное настроение. Когда слышу слова: «Камера! Мотор!», я самый счастливый человек на Земле!
фото: MARIES DANILLA, пресс-служба ЦПШ
