Олег Андреев: Костя Хабенский — мой друг, без слов знаю, как ему тяжело на посту худрука
У Олега Андреева это далеко не первая роль человека в погонах, большинство его персонажей — люди, стоящие на службе государства, честно и беззаветно исполняющие свой долг. В новом сезоне популярного сериала телеканала НТВ «Пять минут тишины. Море и горы» он вновь играет офицера-спасателя, который готов рисковать жизнью, чтобы спасти людей, волею случая оказавшихся в опасности. О своих киношных «погонах», современном театре и берлинской стене он откровенно рассказал в эксклюзивном интервью «ТН».
— Это уже пятый сезон полюбившегося сериала про нелегкую службу российских спасателей. Как менялся ваш герой за все это время?
— Как в жизни все меняется, так и в наших кинореалиях Коля Петров неумолимо взрослеет, мужает, мудреет, становится опытнее, да и звездочки увеличиваются на погонах.
— У Николая Петрова изначально выигрышный типаж: рубаха-парень, свой в доску, душа любой компании. Он на вас в жизни сильно похож?
— Кино всегда приближено к каким-то чертам актера, его жизненным обстоятельствам. Конечно, у Петрова определенно есть мои черты, причем их немало. Но, по моему мнению, он более сдержан, спокоен, уравновешен, может, и поумнее немножко. (Улыбается.) Все его положительные качества — это гиперболизированные мои.
— А недостатки?
— Возможно, чрезмерная гневливость, иногда простодушие. А так он смекалистый, надежный и ответственный парень. И все его недостатки — это продолжение его достоинств.
— А что сами спасатели говорят в личных беседах о ваших героях?
— Спасатели к нам относятся очень снисходительно, великодушно и очень доброжелательно, хоть и называют нас «сказочниками». (Улыбается.) Но все они, как правило, очень позитивные и доброжелательные парни. Благороднее этой профессии, пожалуй, только врачи, учителя. Недавно я в Москве поздравлял московскую пожарную охрану с 220-летием. Оказывается, в этом году 220 лет московской пожарной охране и 380 лет российской пожарной охране! Представляете!
— Они говорят вам: «нам бы такую жизнь, как в сериале» или «не дай бог вот так же»?
— Я лично, когда их поздравлял, желал им сухих рукавов, непотопляемой любви и незадымляемого счастья. Конечно, они все хотят, чтобы чрезвычайных происшествий поменьше было, чтобы их работа была не слишком заметна. Но ведь это в интересах всего общества. Разве нет?
— В сериале много трюков. Какой процент сами выполняете?
— Мы практически все несложные трюковые схемы выполняем сами — 50 на 50, а это уже прямо скажем очень хороший показатель для трюкового кино. Но есть некоторые ограничения. Например, если мы на глубину погружаемся, то не на 10 метров, а на пять. И в ледовой проруби сидим гораздо меньше времени. Конечно, и каскадерам приходится активно участвовать в съемках, но тут кто на что учился: у них такая работа. Простейшие трюки выполняем, безусловно, сами — это даже не обсуждается.
— А навыкам, которыми обладают спасатели и поисковые команды, овладели уже?
— Вот это крайне тяжело все сходу перенять. Ребята пытаются нас обучить всем премудростям, но их же еще надо натренировать. Я уже научился правильно крепить альпинистское снаряжение, освоил подводное погружение. Вроде уже все знаешь и умеешь, но во время съемок, на адреналине — как будто ничего этого и не знал. Иногда болтаешься на веревке и тихонько паникуешь. Бывают ситуации стрессовые, когда испытываешь такие перегрузочки, что мама не горюй! На самом деле, довольно экстремально все в таких проектах. Не буду лукавить: вроде ты и артист, и защищен, но какие-то форс-мажоры в ходе съемок постоянно происходят.
— Вы сможете спасти человека, если придется в реальной жизни?
— Конечно! Столько случаев в жизни было. Я и утопающего спасал. Буквально месяца два назад дотащил беспомощного человека, который упал посреди улицы в снег на морозе, до теплого помещения. Довольно долго тащил. Так что, если что-то экстремальное, то до приезда спасателей, конечно, все, что смогу, сделаю.
— В пятом сезоне вас из лесов и морозов перекинули на южное побережье. Это по многочисленным просьбам сделано?
— В Сочи все равно морозы были во время съемок. Там то снежная лавина, то гололед. В горах Кавказа, я вам скажу, в зимний период не особо отдохнешь и расслабишься.
— Это вам такая компенсация за холод и лишения прошлого сезона?
— Думаю, так изначально задумывалось. Просто зрителям интересно смотреть, когда меняются климатические условия, и как они влияют на героев. Сибирские морозы, море и горы, леса и реки — российские регионы прекрасны своей уникальностью.
— Сериал снимала режиссер Наталья Микрюкова. Важен ли для вас гендерный фактор в работе?
— В проекте изначально не было какого-то деления по гендерности: режиссер — не режиссер, все делается в команде. Съемки — довольно сложный процесс, где и операторская работа очень важна, и каскадерская работа, и актерская — все в коллективе. Если в команде работать, то женщина или мужчина — это все не имеет значения.
— Но режиссер — это главный коммуникатор. У женщин и мужчин бывает разный стиль руководства.
— Повторюсь, решающий фактор успеха проекта — слаженная коллективная работа. Если никто не тупит и не проявляет особых амбиций, то все идет хорошо. У нас много прекрасных режиссеров-женщин, которые умеют выстроить правильно съемочный процесс, наладить коммуникации. Главное — любить свое дело и работать профессионально.
— У вас много ролей людей в погонах. Они вам не надоели? Есть какой-то внутренний запрос на другие роли?
— Не буду лукавить, нет такого запроса. Людей в погонах настолько много у нас, и все они такие разные: военные, полицейские, вот теперь и спасатели. У всех своя специфика, своя уникальность, поэтому мне вообще не надоедает играть таких персонажей. Кроме того, я стараюсь разбавлять эти роли всякими романтическими или мелодраматическими ролями. Еще есть театр, там совершенно другие роли.
— У вас в театре большие роли в классических спектаклях по Чехову, Гоголю. Наверное, в этом смысле вы немного снисходительно смотрите на предлагаемых персонажей в кино?
— Нет, снисходительности никакой нет и быть не может. Это совершенно разные профессии. Есть реалии современного кино, когда время диктует свои правила. Конечно, хотелось бы играть Вершинина, Гаева, Отелло и в большом кино, но что есть, то есть. А во-вторых, съемки в кино — колоссальный и бесценный опыт. Каждому актеру очень важно периодически окунаться в экстрим съемочного процесса. Где надо быть максимально собранным и правдивым потому-что крупный план, и не рассчитывать на помощь партнеров по спектаклю, если что-то идет не так. Надо быть искренним, живым, уметь дать правильную эмоцию в нужный момент. Это совершенно разные виды искусства, поэтому снисходительности никакой нет.
— Многие ваши коллеги говорят, что театральные режиссеры всегда ориентируют актеров на театральную карьеру, а кино — по остаточному принципу. Но затем главные роли почему-то отдают тем, у кого успешная кинокарьера, кого узнают в лицо и любят зрители. Вам успех в кино как-то помогает в театре?
— У нас в театре артисту никогда не дадут роль в постановке только потому, что он больше или меньше снимается в кино. Это абсурд! Но я лично считаю, что артист кино обязательно должен служить в театре, особенно сейчас. В театре он выполняет колоссальную подготовительную работу, когда готовится к роли, много раз уже отрепетировал необходимый набор эмоций — яростный крик, слезу за одну секунду и т.д. Это все уже отработано до автоматизма, уже на подкорке мозга. Поэтому в кино сейчас востребованы театральные артисты хорошо владеющие мастерством перевоплощения, умеющие давать результат мгновенно и качественно. Ведь на съемках совсем нет времени на раскачку, на репетиции. Это в театре можно репетировать месяцами, а в кино все скоротечно: раз-два и «стоп, снято!» Некоторые театральные приемы на съемках очень выручают, раз — и закинул в кадр.
— Вы говорили, что Ленсовет — это для вас любовь с первого взгляда: увидели здание театра, зашли и остались там. Никогда не пожалели об этом?
— Буквально вчера я вышел из Смольного, где получил звание заслуженного артиста России. Там я говорил, что 30 лет отдал служению театру, и Ленсовет — это навсегда в сердце. О чем жалеть? Путь актера непростой на самом деле. Я сам немножко в шоке от этого, даже не могу подумать, что отработал уже 30 лет. Конечно, были и сложные моменты, и мысли всякие, но по большому счету это было славное время и жалеть абсолютно не о чем.
— У вас много спектаклей по Чехову. Это совпадение, или вы сознательно тянетесь к творчеству Антона Павловича?
— Артист — человек зависимый. Не он выбирает, его выбирают. Видимо, на определенном этапе мне нужно играть именно Чехова. Я и сейчас репетирую его спектакль «Чехов. Хочется жить!»
— Но в то же время у вас есть и авангардные постановки «THE DEMONS» («Демоны» — Прим. ред.), со скандинавским нуаром Ларса Нурена, с саундом The Doors.
— Да, не совсем обыденная постановка, даже несмотря на то, что такие вопросы ставятся.
— Это тоже вас выбрали? Или вы решили расширить творческий диапазон?
— Это все, что мне подарили режиссеры. Спектакль и роль к тебе приходит, и это все надо искренне полюбить. Потом ты понимаешь, что на определенном этапе твоей жизни тебе нужно, чтобы ты сыграл именно этот спектакль и эту роль. И режиссер видит, что актер может следовать его художественному ориентиру и выполнить творческую задачу.
— Для вас лучше современные спектакли или все-таки классика?
— Нет никаких предпочтений. Я бы хотел играть все. У классиков литературное наследие до сих пор настолько современное и животрепещущее, там такая глубина смыслов, что нам еще играть и играть. Единственное, не надо никогда делать классику архаикой и наклеивать артистам бакенбарды… Классику надо делать современной, а современную литературу надо ставить так, чтобы она становилась классикой.
— В МХТ имени Чехова к вашему хорошему другу Константину Хабенскому никогда не тянуло?
— Костя — мой старый друг и боевой товарищ, я его очень люблю и ценю нашу дружбу. Но я считаю, что каждый должен быть на своем месте. Судьба сама определяет, кому и где быть. Москва — прекрасный город, я люблю Москву. Люблю московские театры, московскую жизнь, этот город потрясающий! Сейчас он очень сильно изменился в лучшую сторону. Во время моей учебы он был другим, да и времена были тяжелые — 1994 год. Но, всему свое время!
— А сам Константин Юрьевич не зовет вас?
— Мы общаемся иногда. Но я и без лишних слов понимаю, что ему самому тяжело на этом посту.
— Еще и коренному питерцу.
— Это все не просто, как кажется. Надо, чтобы все срослось. Просто так уходить из своего театра, особенно сейчас, когда добился признания, высоких регалий не совсем этично. От добра добра не ищут — так же говорят?
— Вы продолжаете общаться с Хабенским? Он все-таки, можно сказать, крестный отец вашей семьи. Благодаря ему вы познакомились с будущей женой. Он же это помнит?
— Да, если бы он не приболел и репетицию тогда не отменили, то с мы с Настей, может быть, и не познакомились.
— Вы говорили, что хотите повторить свою свадьбу в каноническом стиле, потому что она у вас была хипповая — в джинсах и свитерах. Есть такие планов?
— Нет. Пока не до этого. Страна живет непростой жизнью, в связи с этим другие проблемы решаются в обществе. Не до мелких радостей.
— А дети вас радуют?
— Да, дети радуют, дети растут, учатся, занимаются спортом — все как полагается.
— Актерами не хотят стать?
— Вроде нет. Дочь у меня старшая в университете учится на лечебном, средний хочет психологом катастроф, мелкий еще не определился, но надеюсь в актерство не понесет.
— Вы родились и некоторое время жили в Дрездене, в ГДР. Недавно транслировали одноименный сериал о том времени, когда рушилась берлинская стена. Как на вас эти события отразились?
— Я сериал не видел. Но да, я в это время жил там — это большая часть моей жизни. Я следил, как все менялось, как рушилась берлинская стена. В 1988 году я ездил на экскурсию, и нам показывали эту стену как достопримечательность, а в 1992-м я уже стоял на другой стороне и спокойно прогуливался по западной части Берлина. Удивительно! В 1988 году я ездил с классом «на дружбу» с местными ребятами, а в 1992 году мы школьниками уже толкались против факельных шествий. И это все происходило как по щелчку: ты засыпаешь в одном государстве и просыпаешься в другом. Я до сих пор испытываю серьезную ностальгию по тем временам, потому что это наша юность — первая любовь, мечты, какие-то клятвы, начало жизненного пути.
— Бывали потом в Германии?
— Через 10-15 лет, после объединения Германии, мы с друзьями-одноклассниками поехали в ГДР, видели наши дома, где мы жили, видели наши гарнизоны. Немцы, конечно, пытались все это сравнять с землей. Все, что связано с Западной группой войск, они выкорчевали. Нас там местные друзья хорошо принимали. У многих восточных немцев, если честно, неоднозначное отношение к тем событиям, они прямо об этом говорят.
— Нет у вас ощущения, что была великая страна СССР и мы ее как-то бездарно проиграли?
— Не то что мы большую страну проиграли, но какую-то Вселенную мы там точно потеряли. Мир изменился — безусловно! Не знаю насчет проигрыша, это сложный и отдельный разговор. Непростой исторический вопрос: кто был прав, кто виноват, какие просчеты, какие ошибки. Но, совершенно точно, это была большая трагедия, и в первую очередь наших родителей. И все началось как раз с этой рухнувшей берлинской стены.
— Да, родители верили, а потом эта вера оказалась…
— Они и сейчас до сих пор по этим позициям живут. Огромное количество людей в это верит.
— С родителями часто видитесь?
— Стараюсь как можно чаще. Мое главное увлечение — посещать родительский дом. Помогать им копать картошку и огород.
— Родители еще сами сажают картошку?
— Конечно! Они люди старой закалки.
— Им это нравится? Или это уже такой уклад жизни у них?
— Во-первых, движение — жизнь. Когда человек живет на земле, ему так или иначе надо ковыряться в огороде, он не может сесть и посидеть просто. Уже мало здоровья, а они все равно на огород выходят.
— Кто-то просто занимается скандинавской ходьбой.
— Скандинавскую ходьбу выбирают те, кто живет в квартирах. У них нет огорода. А у родителей практически то же самое, только с большой штыковой лопатой. (Улыбается.) Есть гламурный вариант активности, а есть такой — сермяжный. Берешь мотыгу и вперед на пашню.
— А где предпочитаете отдыхать? Кроме семейного полезного труда?
— Если есть возможность путешествовать, то я всегда с удовольствием. Путешествие — это самое лучшее отвлечение от проблем — настоящая перезагрузка. Я на машине сам объехал всю Карелию, Север, Серебряное кольцо России, Золотое кольцо России. Северные города у нас потрясающие. Есть еще, конечно, дача.
— С шампурами вместо мотыги?
— В том числе и с шампурами. (Улыбается.) У нас есть замечательная традиция — 23 февраля мужские февральские посиделки, я всегда собираю своих мужиков — друзей со всех эпох моей жизни. Там есть из детского сада, из школы, из института, приобретенные друзья, товарищи, близкие люди. Мужская компания собирается до 25 человек. Дамы туда не допускаются категорически. Это как бы приурочивается к Дню защитника Отечества, но собираемся в любые даты февраля. У нас есть свой мужской гимн, мы поем, вспоминаем нашу молодость — отдых для души и прекрасный заряд позитива на долгое время.
Евгений Николаев
фото: pr HTB
