Виктор Супрун: мы долго жили идеями Голливуда. А у них Винни-Пух в кровавом триллере
Виктора Супруна часто называют королем эпизода за яркие запоминающиеся роли второго плана. Сам он говорит, что не делит свои роли на большие и маленькие и готов играть любые, так как очень любит свое дело. В новом сериале телеканала «Россия» у него одна из главных ролей — отца-алкоголика главной героини. О том, как сыграть такую роль, когда четверть века вообще не употребляешь спиртное, и почему не стоит звать его помочь посадить картошку, артист откровенно рассказал в эксклюзивном интервью «ТН».
— Авторы сериала «Галка» говорят, что это новая кинокартина — симбиоз сюжетов «Золушки» и «Принца и нищего». На ваш взгляд, новые интерпретации выполнены успешно?
— Пусть зритель сам все увидит и решит. Скажу одно: я посмотрел сериал как сторонний зритель, и сделал это с большим удовольствием. Я даже позвонил режиссеру Роману Нестеренко и поблагодарил его. Могу с чистой совестью посоветовать телезрителям посмотреть эту очень хорошую, захватывающую мелодраму, которая, уверен, им понравится как и мне.
— У вас в сериале нетипичная для вас роль спившегося потерянного человека. Это все от внутренних переживаний из-за подмены ребенка?
— Не думаю, что этот порок связан напрямую с преступлением. Это же все наше советское прошлое: то — нельзя, это — нельзя, у мужика просто опускаются руки, и он начинает неумеренно пить. Персонаж, мне кажется, в этом плане очень характерный для того времени. Ну да, пьет, но у него ощущение, что и все окружающие так живут. Тут нет подоплеки, что жена подменила дочь. Ведь он, даже зная, что это не его дочь, все равно ее воспринимает, как родную. Зная, что жена ему изменила, он все равно любит ее. Он просто живет и мешает жить другим своей пьянкой, а когда это осознает, то его жизнь кардинально меняется.
— У вас какое отношение к зеленому змию, к коллегам, которые злоупотребляют?
— Я просто избегаю таких компаний. Раньше я вообще не пил, сейчас могу себе позволить выпить чисто символически. У меня есть друзья, которые за 25 лет нашей дружбы даже ни разу не видели, как я выпиваю. Раньше я просто боялся этого порока, поэтому вел абсолютно трезвый образ жизни. Да и сейчас, когда намечается грандиозная пьянка, я стараюсь найти предлог, тактично попрощаться и уйти домой.
— Вы учились в школе в далекой Якутии, в поселке Удачном, где десять месяцев зима и температура в среднем минус тридцать, а вместо маршруток олени.
— Минус 30 — это еще терпимо. Когда я работал автослесарем и спускался в карьер, градусник там показывал 68 или 72 ниже нуля! Но мы эти холода как-то спокойно переживали. Детьми бегали по сугробам, с горки катались, да, обмораживали периодически пальцы, носы, уши, но это же ерунда. Школу из-за холодов отменяли, а мы все равно шли кататься с горки, в снежки играть — радовались зиме и снегу, как все обычные дети.
— В этом далеком от культурнх центров и событий поселке вы мечтали стать артистом. Откуда взялось это желание?
— Да, мечта зародилась именно там и в то время. Хотя у нас даже телевидения не было долгое время. А когда появилось в 1972 году, то телевизор был включен круглые сутки, чтобы не пропустить какую-нибудь трансляцию. Лет через пять один из телеканалов более-менее устойчиво стал показывать, и я тогда сидел у телевизора и зачарованно смотрел телеспектакли. Меня друзья звали гулять, а я не мог оторваться, смотрел как завороженный. В 70-е годы телепостановки частенько показывали, но никто этого не смотрел, а я почему-то их очень полюбил. Возможно, стремление приобщиться к театру, к высокой культуре было предрешено свыше. Когда окончил школу, стал обычным автослесарем, профессиональным водителем, но продолжал мечтать и смотреть кино, телеспектакли, наслаждаясь игрой артистов.
— А вам хотелось быть по ту сторону экрана или нравился сам спектакль как действо?
— Я страстно хотел понять, как они это делают. У нас был хоть и маленький поселочек, но ДК работал, был театральный кружок, который я посещал. Мне всегда нравилось участвовать в самодеятельности, я хорошо пел, но считал, что пение — это не мое, хотя у меня был большой диапазон. Потом стал ломаться голос, да и курили тогда много.
— Почему вы выбрали театральную стезю, а не музыкальную?
— Мне в вокальном творчестве было не очень комфортно, что-то сразу не понравилось. Если бы не Николай Досталь, который буквально заставил меня в «Штрафбате» петь самому, я к этому, наверное, никогда и не вернулся. А затем мне предложили записать альбом в стиле шансон.
— Почему выбрали этот жанр?
— У меня не было каких-то жанровых пристрастий. Хотя Лидия Николаевна Козлова — худрук группы «Лесоповал» предлагала мне попробовать петь с группой, но что-то тогда не срослось. Мне интересно все новое. Когда предлагают, я иду и пробую. Иногда получается, а иногда нет. В этом случае меня попросили записать несколько песен для личного пользования, получился сборник «Полтавская гастроль». Это потом его уже выложили зачем-то в Интернет. А впервые я увидел свой диск на каком-то вокзале в продаже.
— Когда Сергей Газаров вас пригласил из орловского ТЮЗа в театр Армена Джигарханяна на роль Городничего в «Ревизор» вы удивились?
— Я в Орле много чего играл в то время, мы много ездили за рубеж. Когда приезжали в Москву, друзья мне говорили: «Что ты в Орле делаешь? Приезжай в Москву!». Затем мой приятель записал на кассету отрывки моих спектаклей, и они каким-то образом попали к Сергею Ишхановичу. Я помню в метро ехал с девочкой, которая у них работала художником-декоратором, она спросила: «Ты же Витя? Супрун? Тебя Газаров ищет». Я удивился, но пришел, мы поговорили. Он мне сразу ничего не обещал, но сказал, что хочет попробовать меня на Городничего.
— Как вас Москва встретила? Как вы адаптировались в Москве?
— Не скажу, что столица меня приняла с распахнутыми объятиями, но после Городничего меня сразу позвал Досталь в сериал «Гражданин начальник». Это была моя первая актерская работа в кино. Я до этого никогда не снимался, и даже не знал, как отличить кадр от дубля. Так и началось.
— Вы неоднократно говорили, что театр — это главное в вашей жизни. Почему вы ушли в антрепризу, а не в репертуарный театр?
— Антреприза привлекательна для меня тем, что я играю то, что хочу, что мне по душе. А в театре ты вынужден играть роли, на которые тебя директивно назначат. Еще один аспект — репертуарный театр должен всегда чему-то учить, что-то объяснять, а я в последнее время пришел к выводу, что людям хочется прийти в театр и просто отдохнуть, получить удовольствие. Иногда я у них даже спрашиваю об этом: «Вы не зря потратили деньги и время?» Если говорят «нет» — это для меня самое важное.
— Еще один плюс антрепризы — это возможность сыграть в одном спектакле с дочерью Алисой?
— Да. Для меня это большое удовольствие играть с ней на одной сцене. Она очень талантливая и органичная на сцене.
— Вы рады, что она пошла по вашим стопам?
— Сначала я не очень был этому рад. Очень уж зависимая у нас профессия. Я только из-за этого за нее переживал. Своих девочек воспитывал так, что они сами должны делать свой выбор, а я всегда их поддержу. Если у меня получается как-то им помочь, я это делаю с удовольствием. Вижу, что Алиса очень любит актерскую профессию, но она еще и сама пишет, и придумывает многое. Сейчас она молодая мама, поэтому творчество на паузе, но я, как папа, ею очень горжусь.
— Профессиональные даете советы?
— Скажу, наверное, грубо, но это не мое собачье дело. (Улыбается.) Советы ей даю, только если она сама этого хочет. Когда какие-то пробы делает, бывает спросит: «Пап, как ты считаешь?» А если меня не спрашивают — я не лезу. И на площадке никогда не пытаюсь учить коллег. Для этого есть режиссер, продюсеры. Мое дело — выучить текст и сказать это так, как хочет режиссер.
— Даже если вы с первого дубля делаете, а кто-то — с пятнадцатого?
— Даже тогда ничего не говорю. Бывают всякие нюансы в нашем деле, иногда это происходит не из-за профессионализма артиста. У меня был один такой случай. Володя Балкашинов снимал в Киеве фильм («Прыжок богомола» — Прим. ред.), и у меня там огромный монолог был, я выучил его идеально. Но вышел на площадку — и понимаю, что не помню ни одного слова. Мы этот монолог снимали несколько часов, наверное двенадцать дублей с разных ракурсов сделали. Все измучились страшно, а я не мог воспроизвести и двух предложений. Так что я сам через эти проблемы прошел, поэтому никого из коллег не сужу, всегда беру с собой книгу на площадку. Лучше спокойно почитаю, чем буду тратить нервы.
— Но ведь это вы сказали, что кино — это всегда игра нервов. Как вы сами это интерпретируете?
— Игра нервов — это я про пробы в кино говорил, когда надо доказать, что именно ты должен играть эту роль. Вот это всегда волнительно и неопределенно, и не всегда это зависит от твоего таланта. А когда ты уже на площадке — там все легко и просто. Потому что вокруг рабочая обстановка: декорации, партнеры, костюмы — все настраивает и упрощает вхождение в образ. Сейчас вот стали модными самопробы, мне часто присылают предложения их сделать. Недавно я записывал пробу, делая вид, что показываю на карте, как моему герою пройти. А карты-то нет! Что же, мне ее специально рисовать для этого? Взял у внука детскую карту мира, на ней и показывал. Или когда в описании самопробы написано, что герою отвечает седой старик с глубокими морщинами. А ты дома со своим стулом говоришь. (Улыбается.) Вот где настоящая игра нервов!
— Часто критики и коллеги называют вас королем эпизода. Как вы к этому относитесь?
— Я готов быть им много-много лет, лишь бы это было как можно чаще. Мне это нравится — король эпизодов, я люблю такие роли. Однажды мы ездили на гастроли, и там в одной газете метко написали: на афише есть фамилии артистов, чтобы народ пришел на спектакль, а есть Супрун — чтобы не ушел. (Улыбается.) Посмотрите любой хороший качественный фильм, да тот же «Москва слезам не верит». Там главные герои — на тот момент не очень известные актеры, зато в эпизодах Баталов, Табаков — суперзвезды! Эпизод — это вещь более ответственная, я считаю.
— А как же главные роли? Все же мечтают о них.
— Когда молодым был — хотелось главных ролей и в театре, и в кино, а сейчас мне не принципиально, я хочу просто играть. Но главная роль — это не столько почет и слава, сколько огромная ответственность. Ребята молодые хватаются за них, рискуют, бросаются в омут с головой, а мне надо долго и нудно думать об этом, всю эту роль через себя протаскивать. Если откровенно, то я просто люблю свое дело, и если мне предложат просто пройтись в кадре и не испортить сюжет, я всегда сделаю это с удовольствием. Позовут на главную роль — с радостью соглашусь работать, просто нервов будет затрачено больше.
— Ваш сборник актерских баек как-то пополняется?
— Это не байки, а скорее наблюдения. Я их собираю, люблю это дело, зачастую использую в своих ролях. На НТВ даже сделали проект «Толик-таксист». Там были маленькие сюжетики, якобы все от моего лица, но что-то застопорилось.
— Какое ваше последнее комичное наблюдение?
— Недавно только была смешная ситуация. Я стою на перроне, курю, вдруг выбегает девушка лет пятнадцати и громко так кричит: «Мама, вот он!», указывает в мою сторону и бежит ко мне. За ней следом мама, а за ними еще и сотрудники полиции быстрым шагом движутся. И я понимаю, что все они бегут ко мне. Думаю, что я такого натворил? Вся жизнь перед глазами пронеслась. А мне еще на поезд надо, меня жена, дети, внуки ждут. Но полицейские пробегают мимо, а девушка с мамой останавливаются возле меня, чтобы попросить автограф. Оказалось, что девушка делала селфи, а я случайно попал в кадр. Она отправила фото своему папе, а тот сказал им не приезжать, пока не возьмете автограф.
— На съемках часто курьезные ситуации бывают? Например, какой был самый плохой и самый хороший обед во время съемок, который артисты называют кинокормом?
— Вы не поверите, но все было в одном фильме — «Лебединый рай» Александра Митты. Помню, открыли салат, а он уже весь такой влажный, подавленный, словно его кто-то уже поел, рис недоваренный хрустит на зубах. Но через три дня Митта в ярости разогнал всех этих горе-кулинаров, нашел местную бабушку, купили ей кастрюли, плошки-поварешки, продукты и она готовила нам обеды до конца съемок. Вот у нее были самые вкусные обеды, которые я ел на съемках.
— Артисты попросили Митту или он сам принял такое решение?
— Мы не просили, но ему же тоже эту бурду приходилось есть. Когда кинокорм несъедобный, я никогда не возмущаюсь. Я либо пойду себе куплю нормальную еду, либо не буду есть вообще, потерплю и после съемок поеду обедать домой.
— А супруга ваша хорошо готовит? Какие у нее фирменные блюда?
— Все, что Вера делает, всегда вкусно, даже если что-то подгорит, я это с огромным удовольствием съем. Я люблю самую простую пищу — картошечку-пюре, котлетку или курочку. В рестораны хожу только на съемках или вот на гастролях часто зовут поужинать в общепите. А фирменное семейное блюдо у нас — кубете. Это такой обалденно вкусный крымско-татарский мясной пирог. Вера у меня крымчанка, и мы всегда готовим это блюдо на наши праздники или когда гости приходят.
— Как продвигается ваше совместное творчество по написанию сценариев?
— Многое делается. У меня много идей, много наработок. Я все жду момента, чтобы это начать реализовывать.
— Вы пишете для фильмов и сериалов или для театральных постановок?
— Есть и пьесы для театральных постановок. Например, спектакль «Дамочка, или превратности любви» по юмористическим рассказам Аркадия Аверченко, который мы играли с Андреем Чернышевым, с Олей Будиной и с Катей Стриженовой, — это мы с женой написали, а Игорь Войтулевич поставил по пьесе спектакль. А со сценариями сейчас сложно, я больше придумываю идеи для проектов. Если есть идея, ее легко можно адаптировать под любой формат, можно сделать детектив, а можно — триллер. Классические киносценарии — это все-таки не мое.
— Вы учитываете тренды, которые сейчас востребованы? В последнее время появилось много ремейков советских сказок, мультфильмов.
— Это скорее не тренд, а государственный заказ, я считаю. На мой взгляд, мы слишком много жили идеями Голливуда. А у них идеи работают на контрастах: если Колобок хороший, а Змей Горыныч плохой, им надо обязательно доказать, что все как раз наоборот.
— Поэтому и Винни-Пух оказался в кровавом триллере?
— Нашего Винни-Пуха посмотреть — это небо и земля. Мне кажется, государство хочет сейчас, чтобы на экранах было больше доброго. Дети сейчас все смотрят западное, а там везде кишки по экрану, зомби, люди-пауки бегают по стенам. Ко мне недавно приходят внуки с вопросом: почему у них не получается, как в кино, бегать по стенам? Вот что им ответить?
— Пока нового не придумали, пытаются дать старое?
— Ну а как же? Сюжетов-то мало.
— Как вы любите отдыхать? Какое у вас идеальное время для отдыха?
— Раньше было — кофе и хорошая книжка. Больше мне ничего для полноценного отдыха не надо. Еще у нас есть небольшой дом в Крыму в Евпатории — это наше любимое семейное место отдыха. Если появляется возможность — мы сразу едем туда. Нам там уютно, хорошо. Еще я люблю что-то делать своими руками, чинить. Алиса, когда была маленькой, постоянно приносила из садика кучу игрушек, дети их часто ломали, а она говорила: «Я отнесу домой, мой папа починит». Мне это все в удовольствие. Вот только с огородом не сложилось, картошку, например, ненавижу копать. (Улыбается.) Родители много лет бились, но потом плюнули и сказали нам с братом: «Ладно, сами накопаем». Поэтому, что угодно, только не огород! Я лучше досок напилю, настругаю, что-нибудь переделаю. Еще люблю шить, у меня есть своя швейная машинка «Подольск». Раньше я даже рубашки себе перешивал, брюки шил. Да и сейчас, к примеру, какие-нибудь шторы подшить в ателье не ношу, сам все делаю.
Евгений Николаев
фото: телеканал "Россия", личный архив
