Владислав Абашин: 99,9% актеров после смены спешат домой, им не до служебных романов
В кинокарьере Владислава Абашина большое количество разноплановых и непохожих друг на друга ролей от наивных романтиков до матерых безжалостных злодеев. Несмотря на любовь зрителей, многогранность его таланта, сам актер достаточно закрыт и не стремится говорить о своей личной жизни ни в соцсетях, ни даже в СМИ. Для «ТН» актер сделал исключение и рассказал о своей новой роли в сериале «Овчарка», величии Достоевского и доме на Алтае в своем эксклюзивном интервью.
— Чем роль офицера полиции Олега Реброва в сериале «Овчарка», показ которого начался на телеканале «Россия», отличается от других в сериалах схожей тематики?
— Мне понравился Ребров, очень интересный персонаж, захватывающий сюжет — в таком проекте всегда приятно участвовать. Но, если честно, я стараюсь вообще не играть какую-то профессию. Ведь в первую очередь ты играешь человека, а уже потом думаешь какая у него профессия. Человек может ходить в полицейской форме, а вести себя не пойми как в жизни, и в работе. Если человек негодяй, то какая разница, что у него за профессия, а если порядочный, то тем более?
— Но мундир, погоны так или иначе накладывают отпечаток на характер человека.
— Наверняка накладывают, но это последнее, на что я обращаю внимание.
— Вообще как вам в мундире с погонами с большим количеством звезд? В «Овчарке» вы крупный полицейский начальник.
— Конечно, сразу чувствуешь себя немножечко власть имущим — человеком, которому многое что позволительно. (Улыбается)
— Вы рады, что режиссеры и продюсеры перенесли вас на другую сторону правоохранительных баррикад? Увидели в вас не только криминального авторитета, но и полицейского.
— Криминальные и полицейские сериалы мне в принципе не очень интересны как жанр. Да, у меня много персонажей из таких кинолент, но назвать любимыми эти роли я не могу. В этом проекте мне Ребров интересен, в первую очередь, как человек. Он типичный управленец, прошедший сложный карьерный путь. Причем Ребров не какой-то залетный служака, случайно достигший высокого звания и должности, он трудяга, и в жизни добился всего сам. Это, пожалуй, главный элемент его личностной конструкции. И в работу над этим образом я брал именно его психологический портрет, а не то, что на нем мундир с большими погонами.
— А какого человека, какой образ вам проще играть?
— Проще? А зачем? У нас профессия не про простоту. Если примитивная роль, то какой смысл артисту за нее браться? Для меня, чем сложнее персонаж, чем многогранней, тем интереснее. А «плоские» ребята сами по себе неинтересны ни в жизни, ни как персонажи.
— В «Овчарке», кроме полицейских историй, есть же еще и лирическая линия с главной героиней? Как это сочеталось с жесткой сюжетной линией?
— Прекрасно сочеталось. Больше скажу, без этой линии с сюжетом было бы вообще грустно. А так, мне кажется, все неплохо получилось. По крайней мере режиссер и продюсеры были доволены результатом. А это значит, что я и Лена Подкаминская все сделали правильно. Конечно, я могу придираться к себе бесконечно, говорить: «А вот если бы…». Но это уже не так важно. Вот если бы режиссер был недоволен, тогда пришлось бы задуматься.
— Это ваш второй проект с Дмитрием Черкасовым. После «Вольной грамоты» прошло шесть лет. Получается, помнил о вас все это время?
— Думаю, он меня изначально видел в этой роли, пусть и не на самых ранних порах согласования.
— Сейчас в российском кино преобладает культ типажности. А в «Вольной грамоте» у вас другой типаж, можно сказать, антипод Реброва.
— После «Вольной грамоты» у него, видимо, появилось ко мне определенное доверие, и он решил, что я смогу и с этим персонажем справиться. Я рад, что не подвел его ожидания.
— Какой для вас более приемлемый и удобный вариант взаимодействия с режиссерами для лучшего раскрытия образа?
— Каждый раз всё по-разному происходит. Я не могу сказать, что у меня повторяется схема взаимодействия с разными режиссерами. Иногда предлагаешь в проекте что-то свое, и это идеально подходит, а иногда режиссер прямо говорит: «Мне не надо никаких твоих придумок, так как у меня в своей голове уже есть картинка. Я знаю, чего я хочу и, пожалуйста, не надо мне мешать!» Такое тоже бывает.
— Вам не обидно, когда так говорят?
— На площадке я могу сколько угодно обижаться или не обижаться, но есть же контракт, который надо выполнять и актеру и режиссеру. В процессе съемок мы, много чего обсуждаем, предлагаем, а режиссер потом решает, подойдет это или не подойдет. За конечный результат всегда отвечает режиссер, и его слово — последнее. Кино – это искусство режиссёра.
— То есть это рабочие моменты, которые вы воспринимаете нормально?
— Да, без всяких обид. Я четко разделяю свою и чужую зоны ответственности.
— У вашего героя с героиней Елены Подкаминской служебный роман. А в обычной жизни служебные романы, на ваш взгляд, мешают или помогают в вашей профессии?
— Читал-читал у ваших коллег, что романы завязываются и развязываются на съемках так, как даже в кино не часто увидишь. (Улыбается) Конечно, читателям такие истории всегда интересны — это я понимаю, но смею заверить, что 99,9% актеров после смены спешат к себе домой, к родным и близким. Им в этот момент явно не до служебных романов.
— Но когда такое случается, и вы со стороны наблюдаете такие взаимоотношения, что вы в это время думаете?
— Я вообще об этом не думаю, это меня совершенно не касается. Я занимаюсь строго своей работой. Поверьте, на площадке у артистов обычно нет времени ни на что, кроме работы. Это только кажется, что двенадцать часов в день — это много. А это не много, нужно успеть проделать огромный объем работы, и на проекте весь процесс движется очень интенсивно. Актеры, уж поверьте, концентрируются на себе и на работе в кадре. Если возникают какие-то истории между ними, то, скорее всего, они получают развитие уже вне площадки.
— А вы верите в долговечность творческих союзов в браке?
— По большому счету, неважно, какой профессией заниматься. Но есть нюанс: обычный человек может не понять расписания и режима работы актера и просто не выдержать. Актер легко может учить текст, петь в три часа ночи, танцевать, и ему важно, чтобы его не отвлекали в этот момент. И когда люди из одной сферы деятельности, то они это понимают.
— Петь в три часа ночи?
— Да, бывает и так. У актеров ненормированный день. Если спектакль закончился поздно вечером, то у актера ничего не закончилось, он пошел учить текст, готовиться к завтрашнему дню, к очередным съемкам. Не каждый может такое понять и еще меньше принять.
— В юности вы увлекались музыкой, даже играли в рок-группе. А сейчас продолжаете заниматься музыкой?
— Нет, я быстро остыл. Многие из нашего поколения в 16 лет играли или хотели играть в музыкальных группах. Но мы же не «битлы» были, платиновые диски не выпускали. Да, я играл с ребятами, и это было прекрасное время. Но становиться профессиональным музыкантом я никогда не планировал.
— А как переводится название вашей группы «Sabateus Charabede»?
— Оно непереводимое. (Улыбается.) Я специально так придумал.
— И всех поставили в тупик этим названием. А на каком инструменте играли в группе?
— На ритм-гитаре.
— Тогда вы должны периодически брать в руки семиструночку.
— Тогда уже шестиструночку. Нет, не беру. Только по необходимости, если в кадре надо побренчать, чтобы было не так заметно, что герой в первый раз держит гитару в руках.
— В вашей фильмографии много работ с именитыми режиссерами — Смирнов, Досталь, Быков, Серебрянников. Кто из них оказал наибольшее влияние на ваш творческий рост?
— После каждой работы с разными режиссерами остается свой след. В любом случае ты провел с ним время, в результате которого у вас появилось что-то общее. Всегда замечаешь, как человек работает, как подходит к материалу, как он разбирает сцены, как относится к актерам. Это базовые вещи, на которые ты обращаешь внимание и делаешь выводы.
— С кем было интересней работать?
— Когда мне неинтересно, я отказываюсь. Интересно с тем режиссером, который настоящий профессионал. Он всегда априори больше знает, чем актер. А у многих, с кем я работал просто энциклопедические знания. Всегда расскажет что-то новое, интересное, то, чего вы не знали. И это не набор шуток из Интернета или каких-то поверхностных знаний, это серьезное проникновение в материал, в проект, которым он занимается. Человек может запросто взять какую-то эпоху, собрать и привнести все из этой эпохи — и музыку, и живопись, и скульптуру, все что угодно. Для меня всегда интересен именно такой масштабный и глубокий подход к делу.
— Это все справедливо в отношении матерых режиссеров. Но у вас была же работа и с начинающими, и даже из другой профессии — с музыкантом Гариком Сукачевым, например.
— Напрасно вы недооцениваете компетенции Гарика Сукачева. Режиссер может быть кем угодно, из любой профессии. Но, как главный человек на съемочной площадке, он должен в первую очередь жестко держать весь процесс в своих руках, всё должно работать как часы. Так вот Гарик сто очков вперед даст многим нашим режиссерам. Он всегда знает, что происходит на проекте в каждый момент времени и не тратит времени на пустые разговоры. У него все по делу, все четко и понятно. И главное — он точно знает, что хочет получить в итоге, и умеет добиваться результата от всей съемочной группы. Поэтому работать было с ним — большое удовольствие.
— А вы подружились с ним на съемках? Общаетесь, поздравляете друг друга по праздникам?
— Не помню таких поздравлений. А для плотного общения просто времени нет. Это была работа. Сделали и разошлись.
— Я подумал, что вас свела рок-н-ролльная общность.
— Не без этого. Помню, он спросил: «Ты играл?» — «Да, играл». — «Ну, держи гитару». Разговор был коротким.
— Проект Владимира Мирзоева «Преступление и наказание» никак к рядовым проектам не отнесешь. У вас там знаковая роль — Аркадия Свидригайлова, а это отдельная планета в мире Достоевского.
— Я считаю, что эта роль — одна из сложнейших в мировой драматургии.
— А у вас с Федором Михайловичем уже давно все началось, вы же играли Достоевского в «Головокружении» как раз в его период написания «Преступления и наказания». Это какое-то совпадение или есть закономерность?
— С «Головокружением» вообще получилась занятная история. Изначально я отказался от этой роли, так как не было достаточного времени подготовиться к роли, учитывая масштаб личности Достоевского. Необходимо переработать много материала для этой роли. Как правило, несколько месяцев плотной работы. И я, в силу своей занятости, просто не успевал, поэтому отказался. Но в первый же день съемок у них случились проблемы с актером, который был утвержден на эту роль. Мне позвонили и сказали, что надо спасать проект. Я ранним утром приехал на первую съемку сразу с трех дней рождения. К тому моменту, больше суток не спал! И вот в таком состоянии я вошёл в кадр.
— Потом вы наверняка переосмыслили этот образ, ведь было время?
— Было. Два дня мне дали! (Улыбается.)
— Но вы же все равно сыграли. И за вашу смелость, за то, что спасли проект, вам теперь досталась такая знаковая роль.
— Спасибо режиссеру, что позволил прикоснуться к такому произведению. Работать с таким материалом, да еще и с таким режиссером — это великое счастье для любого актера.
— Экранизация Мирзоева — это же авторская осовремененная экранизация!
— У моего Свидригайлова нет ни единого отхода от авторского текста. А сам роман настолько вариативный, что какая разница, в какое время поместить его действие? Да куда угодно — будет все то же. Люди-то не поменялись.
— Сообщалось, что сериал «Преступление и наказание» активно готовится к показу на зарубежном рынке. На ваш взгляд, будет ли понятна эта версия и ваш Свидригайлов западному зрителю?
— Да они еще совсем недавно очень хорошо понимали Достоевского и Чехова. Все в порядке у них было с восприятием наших классиков. Это в последнее время у них там что-то вдруг случилось. Но, думаю, большинство зрителям это будет интересно. Тем более, сейчас из русской литературы роман «Преступление и наказание» — лидер по продажам в западных книжных онлайн магазинах.
— Лично вы для себя ответили на вопрос, в чем успех этого произведения из века в век?
— Актуальность на все времена!
— Давайте поговорим о хобби. Какие, помимо кино, у вас есть увлечения, которым вы уделяете время?
— Мое хобби — это жизнь, считаю это прекрасным увлечением. Я перепробовал разные хобби и понял, что самое замечательное — это жизнь.
— Как ваше «хобби» протекает, когда вы не снимаетесь?
— Я все равно занимаюсь вещами, которые так или иначе связаны с кино. Получается, что мне надо все бросить, тогда появится время, чтобы заниматься хобби. Или жить вдалеке от городской суеты. А так…
— Но у вас вроде есть дом где-то на Алтае.
— Да. есть дом. Место не назову, а то понаедут. (Улыбается.)
— Просто удивительно, почему так далеко. Вы туда летаете поохотиться и порыбачить?
— Вы думаете, что мне не хватает стрельбы на съемочной площадке? (Улыбается.) Нет, я вообще стараюсь оружие в руки не брать, если это не для съемок.
— На рыбалку хоть ходите?
— Когда время позволяет, то могу сходить, но я не фанат рыбалки.
— То есть летите тысячи километров, чтобы просто подышать прекрасным алтайским воздухом, набраться энергии?
— Когда в гости приезжаешь — то да, так и есть. А когда к себе приезжаешь в дом, то там дел — не разогнуться. На территории есть небольшое хозяйство, поэтому летом — первым делом траву надо скосить, зимой — снег убрать, дом протопить и т.д.. И это только для разогрева.
— Такой вид отдыха вам созвучен?
— Со мной созвучен любой физический труд. Когда я тружусь, всегда наступает радостный душевный момент.
Евгений НИКОЛАЕВ.
фото: личный архив Владислава Абашина, телеканал "Россия"
