Максим Дрозд: советом я всегда помогу, как и куском хлеба… А остальное пусть сами
— Вы сыграли в фильме «Ампир V», выхода которого мы все ждем с нетерпением в этом году. Как восприняли приглашение в проект? Вы сами любитель фэнтези и книг Виктора Пелевина?
— Я подумал… как мне стыдно, ведь я не читал Пелевина! А еще подумал: Господи, какие вампиры, зачем мне это надо… (Смеется.) Толстой, Достоевский, Бунин, Куприн, Лесков — вот оплот культурного наследия Великой России. Но работа есть работа, я нашел время и буквально проглотил роман «Ампир V». И с каждой страницей прочитанного мое восприятие Пелевина становилось серьезней. Пелевин предложил некую сказочно-реалистическую форму управления миром, человечеством. Он разделил общество на Вампиров и Людей. А зритель и читатель пусть сам поработает мозгом и душой, и попытается понять, кто есть кто!
— Значит, сомнений, соглашаться ли на роль, не было?
— Поскольку я верю в Господа Бога, то я понимаю, что все остальное — условности.
— Как готовились к роли Иеговы? И узнали для себя что-то интересное о таком явлении, как гламур (герой Максима работает преподавателем по гламуру — одной из главных дисциплин у вампиров)?
— Было очень сложно произносить текст Пелевина, потому что мне нужно было понять, что он имеет в виду. Когда я понял и уразумел это, мне стало значительно проще работать. А что касается гламура… Я еще раз убедился в том, что наблюдаю каждый день — когда в человеке формы больше, чем содержания, он превращается в урода.
— Как думаете, этот герой, мог как-то повлиять на вашу судьбу? Вы вообще верите в то, что все роли, так или иначе, оставляют свой след в актерской судьбе?
— Если бы мои роли откладывали отпечаток на моем характере и моей личности, я бы давно был либо главарем банды, либо киллером, либо разведчиком, спецназовцем. (Улыбается.) Это я оставляю в роли себя и свой след, а не она во мне.
— А вы вообще в судьбу верите, что все в нашей жизни предначертано? Что считаете главным подарком судьбы в своей жизни?
— Понятие кармы и судьбы с ортодоксом в христианстве несовместимы. На все воля божья. Господь Бог управляет всем, все планирует и расставляет на свои места. А наши тщетные попытки мешать ему наказываются, а помогать — не приветствуются. Главный подарок, конечно же, в том, что я живу на этом свете.
— Вы родились в актерской семье, можно предположить, что с детства впитали любовь к этой профессии и иного пути для себя не видели?
— Совсем нет, в детстве я не питал любви к актерской профессии. И я до сих пор не уверен, что занимаюсь тем, чем должен заниматься. Но поскольку умные люди мне говорят, что я должен этим заниматься, то я и занимаюсь. Вообще изначально у меня было несколько вариантов поступления в институт, и не один из них не был связан с актерством. Театральный вуз возник довольно неожиданно. Но у меня никогда не было главной целью в жизни служить искусству, творчеству, любить поэзию… Хотя, я достаточно неплохо знаю русскую литературу, на уровне филолога, да и зарубежную тоже.
— Годы учебы в Школе-студии МХАТ, где вашим наставником был Авангард Леонтьев, были для вас счастливым временем?
— Первые два года был сильный стресс. Я абсолютно не техничный человек, мне все приходится прогонять через себя. Профессионализм — это когда ты делаешь то, что тебе не нравится, так, как будто ты это любишь. Конечно, это было счастливое время, а другим оно и не могло быть в том возрасте. В 20 лет вся жизнь сплошное счастье. Хотя я получил диплом в 1993 году, когда наша страна была в хаосе, разрыве, разломе, не было власти и процветал бандитизм, люди обращались за помощью не в милицию, а в группировки. Есть было нечего, академики торговали на рынках, профессора занимались фарцовкой. Лично я тогда продавал валюту.
— Правда, что вас благословил при поступлении сам Олег Павлович Табаков?
— Это слишком громкие слова, хотя я действительно поступал к Олегу Павловичу. Просто именно в тот период он посчитал, что Авангард Николаевич Леонтьев созрел для того, чтобы стать мастером. И он действительно созрел, Авангард Михайлович прекрасный педагог. А Табаков на следующий год набрал себе другой курс — Сереги Безрукова, как его называют «безруковский» (все курсы носят чье-то имя). Вообще, Олег Павлович, при всем своем гении, был абсолютно практичным человеком и всех опускал с небес на землю. Он всегда говорил: «Профессия должна кормить. Если профессия вас не кормит, вы должны с ней прощаться».
— Значит, именно поэтому вы выпали из профессии на целых 15 лет? Никогда не жалели об этом?
— Просто решил позаниматься чем-то другим. Я и сейчас параллельно разными другими вещами занимаюсь, полезными для общества, для меня и моих близких. Только глупый человек может сожалеть о своем прошлом, а верующий и мудрый человек понимает, что все так, как должно быть. Другое дело, что есть определенные ошибки, которые мудрый человек признает и делает выводы.
— К вере вы пришли в то время?
— До сих пор не уверен, что я к ней пришел. У святых нет будущего, потому что они достигли состояния любви и пришли к божественной вере. А у нас, грешников, есть будущее, потому что нам еще очень далеко до состояния любви, благодати и абсолютной веры.
— Что вам помогает в трудную минуту?
— Любовь к жизни помогает. Я не всегда оптимист, но жизнелюб.
— Ваша брутальность — врожденное качество? Девушки, видимо, с юных лет вам проходу не давали?
— Что вы имеете в виду под словом брутальность? Когда женщины вздыхают: «Вот он, настоящий мужчина!»? Так вот, внешнее впечатление зачастую бывает обманчивым. Не смотрите на форму, это все гламур — главное оружие вампиров! Не ведитесь на внешний лоск, думайте о внутреннем содержании, о духовном. А вообще я что-то не помню такого, чтобы девушки мне в молодости проходу не давали, чтобы кто-то меня за руку хватал и говорил: «Будь моим!». А вот я девушкам прохода не давал, это помню.
— У вас за плечами три брака, и в одном из интервью вы признались, что не знаете, как быть счастливым в браке. Что же в таком случае для вас счастье?
— Ну, у меня еще есть какое-то время, чтобы это узнать. Надеюсь, еще понять и почувствовать, как быть счастливым в браке. Я вообще еще очень многого в этой жизни не понял.
— Вы многодетный отец, у вас три дочери и сын, а хотели бы еще раз стать отцом?
— Скажу откровенно… У меня и друзей-то мало, а знаете почему? Потому что когда друзья настоящие, то в любой момент, если меня попросят о помощи, я должен сорваться и бежать помогать. А дети — это больше, чем друзья. И если им нужна помощь, я должен помогать круглосуточно. А есть ли у меня силы на еще определенное количество детей? Тут же все очень просто. Чтобы позволить себе иметь детей, на это должен быть божий промысел. Это же не то, что завести собаку. Хотя я и собаку не могу себе завести, о которой мечтаю полжизни. У меня нет на это дополнительного запаса времени, энергии и любви.
— Значит, вы не из тех родителей, которые считают «До 18 лет вырастили, дальше сам!»?
— Пытаюсь так к этому относиться, но это сложно, не всегда получается. У меня много знакомых — состоятельных людей, которые именно так и поступают: «20 лет? Свободен!». И это очень правильно. Советом я всегда помогу, как и куском хлеба, и теплым одеялом. А остальное пусть сами. Пытаюсь в себе выработать именно такое отношение.
— В ком из детей больше всего себя узнаете?
— Слава богу, ни в ком!
— А вот с сыном вы очень похожи!
— Думаю, Егор уже гораздо умнее меня. (Смеется).
— Чем дети вас радуют, какими талантами?
— Ну, во-первых, мои дети — это производное моих жен. Судя по детям, я знаю, что у меня были прекрасные жены. Я в детях вижу очень много положительных качеств, которые были присущи моим женам: трудолюбие, умение добиваться поставленных целей. И меня это радует. Знаете, я вот очень хочу побывать у младшей дочери на соревнованиях (София занимается художественной гимнастикой), но она меня никогда не зовет. Я очень на это обижаюсь, говорю: «Софийка, я хочу прийти!», она твердо отвечает: «Папа, нет!». Так же и я в свое время не звал своего папу на соревнования, когда выступал на первенствах города, республики.
— И тайком ни разу не пришли посмотреть?
— А это очень сложно, она занимается в школе олимпийского резерва. Даже мама зачастую смотрит только на экране мобильного телефона, ей потом скидывают после соревнований, как и другим родителям. Там все очень строго, и тренер для воспитанника, как вторая мама или отец. Когда люди занимаются профессиональным спортом, там никаких сюсюканий не бывает, все очень жестко, никто не расхваливает твоего ребенка «Ой, мамочка, я вас поздравляю! Какая у вас девочка, как она прекрасно выступила!».
— Когда Егор объявил, что решил пойти по вашим стопам, вас это порадовало?
— Сказал ему: «Сынок, покайся, помолись, подумай сто раз! Ты уверен, что хочешь этого?». Но перед поступлением я все же попросил послушать его моего педагога Авангарда Николаевича Леонтьева, так сказать, чтобы снять с себя немножко ответственности. Он посмотрел, и потом довольно хитро ответил: «Противопоказаний нет». И как хочешь, так это и понимай. Я понимаю, что никому не хочется брать на себя ответственность, ведь это выбор жизненного пути. Вот ко мне сегодня должны приехать люди, у которых ребенок собирается поступать в театральный институт. И я просто в шоке, потому что понимаю, что меня будут спрашивать: «А вот как ты считаешь, стоит ему?..». Я знаю только одно, что ребенок должен очень сильно этого хотеть. А если человек сильно чего-то хочет, и это не противоречит каким-то морально-этическим нормам, то он всегда всего добьется.
— Видите вы в Егоре ту самую искру, горит он профессией?
— Жизнь покажет. Я был у него на нескольких показах в Школе-студии МХАТ, знаю весь его курс, всех ребят.
— А Маша, сестра Егора, какой путь для себя выбрала?
— Машка занимается дизайном, сейчас пытается фотографировать. Еще до поступления в вуз она окончила Академию акварели и изящных искусств Сергея Андрияки, имеет академическое образование, без хлеба не останется. Если что, сядет в переходе портреты рисовать. У меня дома есть две ее картины, в этом году подарила символ года — тигра, а на год Собаки нарисовала собаку.
— Вы в прекрасной спортивной форме, многим молодым парням до вас тут как до луны, какими усилиями эта форма дается?
— Это труд и дисциплина жизни! Сейчас, правда, вообще в зал не хожу, уже два с половиной месяца ничем, кроме йоги, не занимаюсь. Но скоро планирую стартануть, если здоровье позволит, а это не так просто в 54 года. Но мне надо быть в форме, потому что те роли, которые за мной ходят, требуют физической подготовки.
— Вы с детства занимаетесь боксом, а часто вам приходилось использовать эти навыки в жизни?
— Да на мне ни одного места здорового нет, я весь в травмах, ушибах, переломах, шрамах и так далее. Но сейчас я боксом уже не занимаюсь, это очень серьезная вещь. Вы знаете, что такое выйти на ринг и простоять на нем хотя бы две минуты? Нужно иметь колоссальную выносливость. Попрыгать на ринге, грушу побить — да, могу, понятно, что у меня есть определенная техника, которую я могу использовать, но это никакого отношения к спорту не имеет.
— Какие планы у вас на ближайшее будущее?
— Никаких, я не делюсь планами, не говорю о будущем. Я держу его внутри себя. Как говорил отец Амвросий — настоятель Оптинского скита, к которому приезжали Достоевский, Бунин, Толстой: «Вслух сказал — украли»…
