Константин Крюков: я благодарен своей семье: там есть за кем наблюдать и с кого брать пример
Актер, ювелир, художник — у таланта Константина Крюкова очень много граней и каждая из них отшлифована до ярчайшего блеска. В интервью «ТН» артист рассказал о своей роли в новом историческом сериале «Красный Яр», который стартовал на НТВ, особенностях работы в кино и театре, актерской династии, вспомнил семейные традиции, великого деда и кто оказал большое воздействие на его мировоззрение.
— Почему решили принять участие в проекте «Красный Яр»?
— Во-первых, мне давно очень интересен этот регион, потому что у меня много друзей из Красноярска, которые с любовью рассказывали о своей родине, об уникальности и красотах этого края. Во-вторых, мне очень понравилась историческая часть сюжета, и в особенности мой персонаж. Он француз, который оказался не просто на чужбине, а в ссылке, но не на каторге, а принят на работу в дом богатого золотопромышленника, вхож в круг местной элиты. И здесь очень интересны столкновения двух культур: как сибиряки относятся к нему, и как он относится к ним. Причем это не придумка сценариста, не вымышленный персонаж, в то время в Красноярском крае действительно находилось несколько ссыльных французов.
— О чем сам сериал?
— События фильма охватывают три столетия. Все начинается в XIX веке, когда Енисейскую губернию внезапно накрыла «золотая лихорадка». На освоение богатых приисков в Сибирь слетелись искатели богатств и приключений со всей России. За золото, лежащее прямо под ногами, старинную карту несметных сокровищ между авантюристами всех мастей, полицией и местной властью развернулась настоящая война. Но для меня сериалпрежде всегооб отношениях. О том, как мой герой воспринимает новые реалии его жизни на фоне глобальных исторических событий.
— Любите играть в исторических проектах?
— Играть конкретных исторических персонажей — это всегда большая ответственность, и это достаточно сложно, требует особого подхода к роли. Но, как только в сюжет вписывается некий художественный вымысел, то у актеров и режиссеров появляется больше свободыи маневра при создании образа, и это, я считаю, только идет на пользу фильму.
— Мне кажется, вам, как ювелиру по первой профессии, было интересно играть в сериале о золотодобыче. Ювелир, как правило, работает с обезличенным материалом, а здесь благородный металл с бэкграундом, причем не всегда чистым: кровь, страдания и т.д.
— Да, это было интересно, но я считаю, что художественная ценность, прежде всего в историческом аспекте фильма. Благодаря американскому кинематографу, литературе мы прекрасно осведомлены о перипетиях «золотой лихорадки», о Клондайке. А то, что в нашей стране были ровно такие же периоды, мы стали как-то забывать. Вы, к примеру, знаете, что многие сибирские города, в том числе Красноярск, возникли на месте, где активно велась золотодобыча? Все, что связано с этими историческими периодами, с золотодобычей, несет в себе большой массив интересных человеческих историй, зачастую приключенческих, драматических. Мы только сейчас начинаем об этом вспоминать, и делать что-то с этим материалом.
— Какие из этих историй легли в сценарий или история полностью уникальна?
— Очень большой пласт удивительных историй, начиная с того факта, что в тот момент в Красноярском крае находились французы. Я уверен, что о развитии нашей странынадо больше рассказывать, показывать и изучать. В этом плане «Красный Яр» несет и образовательную миссию. С помощью художественных приемов сериал наглядно иллюстрирует нашу историю, показывает аспекты жизни того времени, доселе неизвестные. Ведь то, что там происходило, можно смело назвать «золотой лихорадкой». Она начинается везде, где находят золото, и неизбежно влечет за собой приключения, драму и все остальное.
— Вы еще занимаетесь ювелирным делом как бизнесом? Стоит ли ждать новых ювелирных коллекций от Константина Крюкова?
— В рамках публичного поля я уже этим не занимаюсь, и новых коллекций пока не планирую. Мы с партнерами ушли от этого направления, так как на массовом российском рынке, к сожалению, пока нет должного спроса. Сейчас я помогаю друзьям, клиентам в частном порядке. Это даже интересней, потому что в этой работе есть индивидуальный подход. Иногда поступают странные просьбы, и приходится что-то находить на самих приисках, чуть ли не в Колумбии. Люди на рынке бриллиантов чаще выбирают качество и редкость камней, вот по этим заказам действительно интересно работать. В Москве и в моем окружении перестали гоняться за брендовыми вещами. Покупать действительно хорошие камни гораздо интереснее, чем переплачивать за бренды.
— Вы получили профессию геммолога(специалист по драгоценным камням. — Прим. ред.) в достаточно юном возрасте — в 16 лет. Сделали это по настоянию отца или это личное решение?
— Выбор профессии был продиктован тем, что мне тогда очень хотелось обрести самостоятельность, хотелось работать и зарабатывать деньги. Я знал, что, если я получу такое образование, отец, который работает в этом бизнесе, сможет мне помочь с трудоустройством, и я получу возможность самостоятельно работать.
— Но с детства вы были окружены яркими творческими личностями, легендами из мира кино. Наверняка каждый из них хотел привить свое мировоззрение, придать направление вашему личностному развитию. Кто оказал большее воздействие?
— Действительно семья и окружающий мир на определенном этапе влияют на детей очень сильно. Нокто из родных повлиял на меня в большей степени, однозначно сказать не могу. Понятно, что по маминой стороне вся моя семья в кино, в творчестве. По папиной— ученая стезя, ювелирное дело. Но были и люди, которые не относятся к семье, но которые также сильно на меня повлияли. Но это влияние было не таким явным.
— Как происходило ваше становление и познание мира в юном возрасте?
— Ты учишься, набираешься опыта, наблюдая за людьми, как они по этой жизни идут, что делают. В этом плане я благодарен своей семье: там действительно есть за кем наблюдать и тогда, и сейчас, с кого брать пример. Я много времени проводил со своей бабушкой (народная артистка РСФСР Ирина Скобцева.—Прим. ред.) Через общение с ней можно было понять, как смотрел на жизнь и искусство и мой дед — Сергей Федорович Бондарчук (советский режиссер, Народный артист СССР, Герой Социалистического труда.—Прим. ред.).У моей мамы (Алена Бондарчук, актриса театра и кино. — Прим. ред.) было более консервативное мировоззрение, у Федора Сергеевича (Бондарчука — родного дяди Константина Крюкова.—Прим. ред.) - свое. Понятно, что мы все жили и живем творчеством, обсуждаем какие-то общие темы практически каждый день. Из этого что-то формируется, структурируется в сознании, и в итоге оказывает влияние на твое развитие. Но моя ситуация интересна еще тем, что, с одной стороны, у меня творческая семья, а с другой — благодаря моему образованию и моему отцу у меня большой круг общения с совсем нетворческими людьми. Все это тоже на меня влияет. Где-то я могу быть более рациональным, где-то — наоборот.
— А на кого вы с возрастом становитесь больше похожи по характеру — на отца или на мать?
— Однозначно не могу решить, кажется, что ровно пополам (улыбается). Вообще, говорят, что я похож больше на свою прабабушку, она принимала активное участие в моем воспитании. Чем старше становлюсь, тем чаще начинаю замечать какие-то мимические или поведенческие копии своего отца или эмоциональные реакции, которые были присущи моей маме. Очень забавно себя ловить на этом (улыбается).
— Какие семейные традиции, принципы, жизненные кредо были в большой именитой семье Бондарчуков?
— С детства помню, что мы обязательно старались всей семьей собраться и быть вместе на Новый год.
— Сохранились ли какие-то фамильные традиции, которые вы привнесли в свою уже взрослую жизнь?
— Есть одна веселая традиция, когда мы обязательно провожаем за порог старый год. Затворяем за ним дверь или окно и обязательно говорим ему спасибо. Наверное, это от деда пошло, он придавал этому веселому ритуалу какое-то сакральное смысловое значение. Таким же образом мы и Новый год «впускаем» в дом: открываем ему дверь, стараясь не ошеломлять его сходу миллионами своих желаний. Ждем, чтобы ему стало у нас комфортно, уютно и празднично. (Улыбается.)Вот эти традиции пытаемся продолжать и сейчас.
— Не могу не спросить про легендарного деда — Сергея Бондарчука, каким он был при жизни?
— Я был маленьким, и для меня он был в первую очередь дедушкой. Он мне запомнился очень спокойным и уравновешенным человеком и очень своеобразным. В отличие от других, он всегда воспринимал меня и других детей как взрослых, самостоятельных и ответственных личностей. И это не было похоже на игру, дед всегда общался со мной на равных в наших беседах с ним. И это работало! Я отлично помню, как отчаянно пытался этому соответствовать. Второе воспоминание: дед — это человек, который всегда занят работой, и лучше ему не мешать. Было полное ощущение, что он всегда чем-то занят, и это связано с его работой. Если мне надо было с ним заговорить, то я понимал, что надо сто раз подумать, не помешает ли ему мое внимание. Даже когда он прогуливался, неторопливо перебирая свои четки, было понятно, что мысленно он пытается решить какую-то задачу, и нам всем очень не хотелось ему помешать.
— Вашу не менее знаменитую бабушку вы называли Иришей. Это довольно необычно. С чем это связано?
— Не знаю, откуда пришло, но это как-то прижилось в нашей семье. Неважно, в каком возрасте мы с ней общались, она по внутреннему ощущению и по-человечески для всех действительно была Иришей. Всегда была невероятно молода душой. Внутри у нее был неиссякаемый источник позитивной энергии. И она всегда была чем-то занята, что-то делала, ставила перед собой новые цели и добивалась их. До преклонных лет она оставалась в душе совсем юной, понимающей и заинтересованной в этой жизни и во всем новом. Ей многое нравилось в современном кино, как ни странно. Она со всеми находила общий язык, причем с людьми любого возраста — это у нее получалось органично, искренне.
— А как вы отнесетесь, если ваши внуки будут называть вас Костей?
— Буду только рад этому. (Улыбается.)Ведь главное — сохранить в себе возможность, желание и умение адекватно воспринимать время вокруг себя, это очень ценный навык, я считаю.
— Фамилия Бондарчук в киноиндустрии легендарная. Вы не думали, чтобы в начале кинокарьеры взять ее?
— Вообще никогда об этом не думал. В России принято брать фамилию отца, и я не вижу никакого смысла что-то менять?
— В театральную жизнь вы окунулись довольно поздно, уже состоявшимся киноартистом. Это для вас было своеобразным экспериментом — смогу или нет?
— В определенном смысле да. Поступило предложение из МХТ им. Чехова, я все взвесил и принял его. Было непросто, но это, безусловно, интереснейший профессиональный опыт, хотелось бы его продолжить. После «Веселых времен» было еще две театральные постановки, в которых я участвовал, и каждая была совершенно другая.
—Что вам ближе кино или театр?
— Если ты с 18 лет занимаешься кино, и только в 35 попадаешь в театр, то кино тебе, конечно, ближе. (Улыбается.) Новместе с темначинаешь осознавать, что театр — это тоже свой невероятный и самодостаточный мир. Сопоставить кино и театр, сказать, что важнее, что главнее — невозможно, это разные орбиты. Профессиональный базис, безусловно, общий, но это совершенно по-разному организованный процесс.
— В чем это проявляется?
— В первые две-три недели репетиций в театре у меня просто физически была проблема. Ведь на театральной сцене не звучат пресловутые команды-триггеры: «Мотор!», «Стоп, снято!». За время работы в кино я уже привык к такому формату, когда по команде включается камера и в нужный момент актеру необходимо сконцентрироваться и выдавать максимальный результат. Когда это отсутствует, поначалу очень сложно перестроиться, сфокусироваться. И таких концептуальных различий достаточно много. У каждого артиста всегда душа больше лежит к чему-то одному. Так сложилось, что я больше занят в кино, и оно меня привлекает больше. Получается, кино пока у меня на первом месте.
— Но теперь вы лучше понимаете мать, которая брала домой сценарий и репетировала свою роль даже дома?
— Когда окунаешься с головой в театральную жизнь, начинаешь это понимать очень хорошо. Наблюдая за мамой, для меня также было загадкой, как артисты могут запомнить столько текстов? Когда видел в ее руках толстенную пьесу, то понимал, что выучить все это наизусть обычному человеку просто не реально. И когда мне первый раз вручили этот увесистый том — это был шок! Но прошло три месяца репетиций и о, чудо! Ты уже не просто знаешь роль назубок, но и, когда нужно, начинаешь выдавать текст автоматом — так реагирует мозг. Доходит до смешного, если кто-то рядом случайно произнесет фразу из спектакля, в голове мгновенно воспроизводится сценарная реплика твоего героя, она уже глубоко засела в подкорке мозга. (Улыбается.)
— Важна ли Вам личность и бэкграунд режиссеров, которые предлагают Вам принять участие в проекте?
— Для меня очень важны личность режиссера и возможность ему доверять. Очень часто бывает определенный перекос, когда артист живет в одном смысловом измерении, режиссер в другом, видит и снимает другое кино. Тогда все на съемках неизбежно идет наперекосяк и начинает разваливаться. Идеально, когда режиссер — центр принятия решений, и он же собиратель единого пазла. Ведь часто бывает, что только он знает, как этот пазл должен в итоге выглядеть. Такому режиссеру я всегда готов довериться. Если он говорит: «Забудь про все, просто бери топор и руби полено», я так и буду делать. Это в итоге его задача — все органично соединить воедино. Поэтому для меня очень важна фигура режиссера в кино. Но вместе с тем, мне и с молодыми ребятами было невероятно комфортно работать, и с известными кинематографистами.
— У кого больше шансов сотворить киношедевр — у режиссеров-диктаторов или у тех, кто предоставляет возможность максимум свобод для импровизации?
— Думаю, это довольно упрощенное разделение. Наибольшая вероятность на успех, я считаю, у хитрецов — режиссеров-конформистов, которые умеют по ходу дела подстраиваться под ситуацию на съемочной площадке. Если требуют обстоятельства, то быть диктатором, если это не работает, легко переключиться в режим «восхищатора» или «вдохновителя» — любой другой, главное, чтобы это сработало. Универсального рецепта на все случаи жизни просто нет. Более того, один и тот же человек может в одном проекте избрать одну модель управления, а в другом — другую. Такие метаморфозы я наблюдал и не раз. (Улыбается.)
— Есть ли в творческих планах еще раз поработать с вашим дядей Федором Бондарчуком?
— Пока таких планов у нас нет. Все заняты своей работой. Работы много, и мы в рабочем процессе не пересекаемся. Но с Федором Сергеевичем готов работать всегда и на любых условиях, потому что он как раз входит в число тех режиссеров, которые «голова, и шея, и душа всего», ему можно доверять беспрекословно. Он может всему научить, поэтому поработал бы вместе с ним с удовольствием, но каких-то совместных творческих планов у нас пока нет.
— Часто вы отказываетесь от участия в съемках фильма?
— Бывает и такое. В основном потому, что предлагают банальное тиражирование образа, ну или не интересный сценарий.
— То есть вы ориентируетесь сначала на сценарий, а потом на все остальное?
— Да, это так. Правда, периодически случаются приятные исключения, совершенно неожиданные. Однажды мне предложили сыграть роль полицейского в сериале на канале НТВ («Пенсильвания» —Прим. редакции). Вначале мне показалось, это довольно странным, потому что роль подполковника полиции — это ну как-то совсем не про меня. Но я почитал сценарий и... закончил чтение только в четыре часа утра. Запоем прочитал первые 16 серий, и уже в ночи стал звонить режиссеру с просьбой прислать мне оставшуюся часть сценария, потому что мне эта роль очень понравилась и захватила.
— Давайте поговорим о других ваших увлечениях — о живописи. Как с этим направлением творческой деятельности у Вас обстоит сейчас?
— Пока не занимаюсь живописью, отложил до лучших времен. Этому процессу надо уделять достаточно много свободного времени, отдельно и серьезно этим заниматься. Но сейчас у меня просто нет такой возможности.
— А как же ваша чешская студия? В каком она сейчас статусе?
— Я ее уже закрыл. Но от искусства я все равно далеко не ушел. Супруга моя —галерист, работает в сфере современного искусства. Поэтому этот жанр постоянно присутствует вокруг меня. Этого пока хватает.
— Насколько сейчас современное искусство и этот бизнес актуален в России?
—Чтобы не быть голословным, приведу факты: в Москве на международной ярмарке современного искусства «Cosmoscow» огромные очереди, как и на все подобные форматные ярмарки. Приехал в Красноярск — там тоже с успехом идет Неделя современного искусства. Художников много, все, что они делают,— интересное, современное. Активно развиваются и цифровые проекты, в общем, эта сфера сейчас явно на подъеме.
— Вы любите путешествовать, где особенно вам комфортно?
— Я очень люблю Италию. Она разнообразна, в ней невероятное количество интересных мест, культура — ты в ней просто живешь. Если бы пришлось выбирать одну страну для путешествий, без сомнения выбрал бы Италию. Хотяв январе был в Египте, тоже очень интересное место.
— В этом году у вас небольшой юбилей — 10 лет совместной жизни. Каков секрет вашего крепкого семейного счастья?
— Юмор и компромисс. Надо во всех спорах находить юмор. И еще больше путешествовать. Мы с Алиной много передвигаемся, в основном по России. Это помогает не застаиваться, наслаждаться жизнью, освежать чувства и впечатления. Ну и обязательно работа еще, мы же с ней безнадежные трудоголики. (Улыбается.)
— Вы оба занятые, как вам удается сорганизоваться, чтобы вместе провести время?
— Нам специально как-то не надо сорганизовываться. Наша совместная работа, так или иначе, всегда как-то взаимоувязана. Одни и те же друзья, интересы, места, куда мы любим ходить,— все это позволяет нам проводить больше времени вместе, хотя в этом плане всегда хочется большего.
Евгений Николаев
Фото: Наталья Петрова, globallookpress
