Денис Васильев: решил в себе выращивать Алешу Карамазова. Закончилось все большой катастрофой…
Денис Васильев — убедительное подтверждения тезиса, что талантливый человек талантлив во всем. Он прекрасный муж и отец, блистательно исполняет роли в театре и кино, и в своем новом увлечении — биржевом трейдинге он также весьма преуспел. В сериале «Пазл», показ которого начался на канале НТВ, он играет максимально похожего на себя героя — смелого и проницательного офицера полиции, готового всегда подставить любимой женщине крепкое мужское плечо. О том, почему ему не нравится играть лирических героев, в чем секрет крепкого брака и каково быть Алешей Карамазовым в жизни актер откровенно рассказал в эксклюзивном интервью «ТН».
— Поздравляю вас с новой ролью, расскажите, какого персонажа вы играете в «Пазле»?
— Я играю, если можно так сказать, крепкое и надежное мужское плечо главной героини. С капитаном Фирсовой мы коллеги по работе, служим в одном отделе полиции, и мой герой всячески ее оберегает, защищает, так как по сюжету это делать просто необходимо.
— Какие главные черты у вашего персонажа?
— Преданность своему делу. Преданность героине, которую играет Аня Попова. Он искренне в нее влюблен и стремится оградить от проблем и невзгод.
— Это Дон Кихот в полицейских погонах?
— Нет, Дон Кихот — персонаж сверхнаивный, оторванный от реальности. Мой герой от реальности не оторван, просто он всей душой предан своему делу, и он человек действия.
— Но Дон Кихот тоже хочет спасти Дульсинею, ради нее все его подвиги?
— Я бы не сказал, что он сильно похож на Дон Кихота. У него нет «розовых очков», он в меру прагматичный и эгоистичный, но в своих чувствах он также искренен.
— У вас не первая роль в полицейских историях. Этот жанр нравится?
— Очень нравится. Это хорошая возможность поиграть в супермена, ну как в детстве.
— Но начинали-то вы по классике — с Ромео Монтекки.
— Да, но мне этот образ никогда не нравился. Несмотря на то, что за карьеру я сыграл много лирических героев, я не фанат «ромеообразных» ролей. Крутых парней играть интереснее, там можно и подумать, и подвигаться, поэтому мне очень нравится экшн.
— То есть боевики вам ближе, чем мелодрамы?
— Однозначно.
— А интересней роли с какой стороны: тех, кто догоняет, или тех, кто убегает?
— В первую очередь мне интересно, чтобы персонаж был максимально противоречивый. Он может быть и полицейским, и преступником, но чтобы не было, чтобы «хороший-хороший» или «плохой-плохой». Мне нравится, когда отрицательный персонаж на экране выглядит так, что ты понимаешь, что человек-то он в принципенеплохой. И наоборот: полицейский вроде бы хороший спец, но как человек никчемный. Ну, чтобы как в жизни. В мирских реалиях же редко встретишь однотонный монолитный характер.
— То есть желание в одной роли сыграть двух персонажей?
— Да. Чем больше сторон человеческой души и личности я смогу показать, тем интересней. Но если выбирать между хорошим-хорошим и плохим-плохим, то мне всегда интересней играть плохого.
— Какие еще жанры максимально адаптивны для вас и помогают вам больше реализоваться?
— Хотелось бы добраться и до остросоциальных драм. Мне очень нравятся фильмы Юрия Быкова «Дурак», «Майор». Когда есть сложные обстоятельства, есть противоречие, много взаимоисключающих обстоятельств — все как в жизни. Где люди в кадре больше молчат, чем говорят,и тем не менее зрителю все понятно.
— То есть вам близки и понятны сложные персонажи?
— Я убежден, что смогу это сыграть. Главное — не заиграться. (Улыбается.) Помню в юности со мной происходили удивительные метаморфозы. Я начитался «Братьев Карамазовых», и Алешу Карамазова решил в себе выращивать. Закончилось все большой катастрофой. Без подробностей, но поверьте на слово.
— В чем же Достоевский так подвел?
— Одно дело — ты читаешь про Карамазова, а другое дело — ты в жизни испытываешь его проблемы, такие же сложности. Перенос образа — это вообще опасная штука. Так что бандитов лучше играть в кино, чем ими быть. Это в кино они обаятельные, а в жизни ты просто можешь завтра закончить свою жизнь, и все. Поэтому мое желание попасть в остросоциальные драмы — это именно про реализацию своих актерских амбиций и желания что-то рассказать. Но в свою жизнь я бы не хотел впустить весь этот трэш.
— В жизни приходится включать какой-то типаж на бытовом уровне?
— Я из тех актеров, которые изо всех сил стараются не играть в жизни. Кому-то это нравится, кто-то от этого получает удовольствие. Я не люблю этим заниматься и всегда стараюсь не «включать» какого-то персонажа, даже если этого вдруг требует ситуация.
— Но есть коллеги, которые и в бытовом плане используют свое лицедейство, заметно ли это вам и как это действует в отношении вас?
— Мне становится очень забавно смотреть на этого человека, потому что он думает, что я этого не вижу, а я это вижу. Бывает неловко и смешно.
— Пресекаете? Говорите: «парень, давай в театре будем играть, а здесь не надо»?
— Если мне это мешает, как-то влияет на мои интересы, тогда, конечно, говорю. Раньше я во все хотел включаться, а сейчас не хочу. Наоборот, хочу как можно реже выпадать из душевного равновесия. У нас и так сейчас жизнь не слишком стабильная, да еще чрезмерно реагировать на какие-то вещи. Зачем? Поменьше стрессов — меньше душевных травм.
— Быстро переключаетесь с образа на обычную жизнь? Тот же театральный спектакль потом долго не отпускает?
— Спектакль может не отпускать физически, какие-то эмоции или привычки человека, которого играл. Но те истории, что артист приходит домой в образе, мне всегда казались дикими, надуманными.
— А когда на роль не утверждают, сильно выбивает из колеи?
— Меня лично очень сильно. Потому что всегда вижу очень много сторонних факторов помимо таланта и работоспособности, которые примешиваются в эту ситуацию и влияют на нее. Меня это бессилие перед обстоятельствами просто бесит и выводит из себя, потому что мне хочется все контролировать по-максимуму. Сразу самооценка падает, самолюбие страдает — целый букет психологических травм одномоментно. Знаю, что такие чувства почти у всех актеров, единицы не расстраиваются, когда их не выбирают. Я так не умею.
— У вас есть специальный аутотренинг, который позволяет вернуть баланс?
— Поскольку я фанат психологии, то применяю научный подход. Существует огромное количество методик, с помощью которых можно восстанавливаться без ущерба для психического здоровья. Мы вот с супругой сейчас вообще записались на онлайн-обучение, чтобы получить диплом психолога. Не для корочки, конечно, хотим получить более глубокие знания в этой сфере.
— Не так часто бывает, что люди творческие столько лет вместе, со студенческих времен. Какие главные слагаемые вашего крепкого брака?
— Основные — это всегда разговаривать и слышать друг друга. Мне нравится выражение: «Важно быть не друг против друга, а вдвоем против проблемы». Это главное, я считаю. Если мы вдвоем против проблемы, которая у нас возникла, между нами или с нами, то она быстро решается. Если люди не ленятся разговаривать, не ругаться, а именно разговаривать, и приходят к чему-то сообща, то это только укрепляет отношения. Конкретно в наших отношениях — это по-настоящему фундаментальные вещи.
— У вас с раннего периода это было или вы к этому позже пришли?
— Видимо, интуитивно, мы всегда это понимали. Когда мы сошлись, притирались, я часто говорил: «Давай просто разберемся в возникшей проблеме. Ты же не хотела, чтобы так вышло? И я не хотел. Мы не виноваты, что так вышло. Так вышло, потому что кто-то где-то что-то сделал не так. Просто надо понять, кто сделал не так, почему второму стало плохо».
— Многие это понимают, но не у всех это работает…
— Но мы же с ней еще и актеры. (Улыбается.) По сути, мы используем классический актерский разбор сцены. Есть в актерском разборе понятие «исходное событие». Мы для себя фиксировали это событие, поступки и старались больше не делать. Мне всегда нравилось выражение, что у человека есть мозг, а есть чувства. Чувства могут рождаться независимо от разума и даже входить с ним в противоречие. Важно донести до человека, что разумом я понимаю, а вот чувства и их проявления у меня могут другие. Это хорошо описано у Фрейда: «Я могу обещать действия, но не чувства». Важно, чтобы второй человек знал, что иногда, как ни парадоксально, но противоречие рождается внутри, и надо понимать и находить возможность корректировать свое поведение, привычки, которые раздражают партнера. А у нас зачастую люди тупо упираются: «Я не буду меняться, я такой! Принимай меня таким, какой я есть!» Ничего подобного! Все могут меняться. Это вопрос желания и работы над собой.
— Как донести это до человека, который не хочет понимать?
— Это еще и вопрос любви. Если любовь к человеку есть, ты отреагируешь адекватно этому чувству. Но трагедия в том, что даже если люди любят друг друга, то не знают каких-то даже простейших психологических инструментов, пользуются инерционными методами, постоянно сжимают свою эмоциональную пружину и в какой-то момент она разжимается и делает всем больно.
— В вашем браке проблемы возникают больше межличностного характера или ситуационные?
— Бывают какие-то разногласия, как в любой нормальной семье. И на бытовом и на глобально-мировоззренческом уровне, мы же все-таки живые люди.
— То есть нет доминирующих триггеров?
— Нет. Они и сейчас возникают, но сейчас быстрее решаются.
— Все-таки уже 15 лет за плечами. А социальные роли в семье у вас как распределены: кто у вас глава, а кто — шея?
— Мы стараемся все вместе принимать решения, вплоть до нашей дочери Таи. У нас есть обязательные моменты, в которых Тая принимает непосредственное участие. Мы ее специально вовлекаем, чтобы она ощущала свою значимость, понимала, что она полноценный член семьи, мнение которого учитывается. Даже если это формальность и все решения будут приняты без нее, мы специально создаем такую ситуацию общности, что мы втроем вместе что-то решаем.
— Это больше воспитательный момент?
— Конечно. А что касается принятия решений, то я больше принимаю решений. Это с годами органично получилось, что Ира мне доверяет. Даже когда я принимал странные решения, она мне доверяла.
— А творческие обсуждения вы ведете?
— Обсуждаем то, что интересно нам. Есть сценарии, какие-то профессиональные аспекты, которые заслуживают обсуждения, а на сплетни и пересуды мы свое время не тратим.
— Это какой-то критический анализ творчества друг друга?
— Конечно, но мы трезво и профессионально подходим к этому обсуждению. Я и сам про себя все знаю, как сыграл, где налажал. Но честный и объективный взгляд со стороны никогда не помешает. Можно ведь здраво и спокойно все разобрать по полочкам, поразмышлять, и мы, конечно, периодически делаем это.
— У вас практически нет совместных ролей в проектах — это не совсем обычная ситуация. Семейственность на проектах — привычное дело. Просто так получается? Или это сознательный выбор?
— Так получается, но в то же время все попытки нас совместить мы ограничивали.
— Почему?
— Я знаю, что она про меня все знает, а я тут что-то играю, и в голове у меня все это, как говорится, не монтируется. Вот не складывается, и все! Мне упорно кажется, что я вру и ей и зрителю. Я пытался себе говорить, что играю другого человека, да и она в образе, но меня подсознательно давит, что я плохо делаю, как будто обманываю ее. Я могу хорошо и талантливо играть этот образ, но мое подсознание будет говорить: «Зачем ты ей врешь?». Теряется органика, мне жутко некомфортно, постоянно испытываю ощущение глупости происходящего.
— Ирина говорит, что вы идеальный мужчина, идеальный муж и стараетесь всегда ей угодить, порадовать сюрпризами. А что она делает, чтобы угодить вам?
— Что-то купить, подарить — это не считается, верно? Это само собой разумеющееся. Для меня важно другое, когда она чувствует мое состояние в данный момент и подстраивается на эту волну. Например, если видит, что я устал, предлагает пойти погулять или поиграть с Таей. Для меня эта чуткость намного ценнее, чем любой презент. Мы из тех родителей, которые никогда не скажут: «Тая, я устал, отвали». Папины проблемы на работе — это не то, от чего дочь должна страдать. Ира всегда чувствует, где надо чуть-чуть поддержать.
— Тая уже проявляет какие-то таланты?
— Как ни странно, но она все явственнее проявляет таланты актерские: песни, пляски, танцы — это очень ее увлекает. В школьном спектакле она играла Муху-Цокотуху, а в «Двенадцать месяцев» Королеву, и это у нее чудесно получилось. В школе все думают, что это мы дома так все отрепетировали, а мы, если честно, ничего такого не делали. Не потому, что не хотели. Мы ей сказали: «Тая, если тебе понадобится помощь, ты говори». Но она ни разу не спросила, сказала, что сама знает, как делать. Когда мы пришли на спектакль, просто обалдели, как она всездорово сыграла.
— Гены?
— А еще атмосфера в семье. На сегодняшний день да — она собирается быть актрисой.
— Будете ее вводить в какие-то детские роли?
— Мне кажется, нет. Мы с Ирой решили не педалировать ситуацию, никуда раньше времени не привлекать. Для детей съемки — это очень трудно. Бывает душно очень, бывает режиссер неприятный или оператор недобрый. Если у нее желание будет крепнуть, сама захочет, мы, конечно, поможем ей. Будем действовать по ситуации.
— Второго ребенка не собираетесь завести?
— Пока не планируем. У нас сверхтребовательные представления о родительстве. Чтобы быть такими родителями, какими мы с Ирой стараемся быть, надо очень много ресурсов — времени и сил, моральных и физических. А поскольку у нас в профессии свои цели и амбиции, то понимаем: если будет второй ребенок, то в этом направлении нам придется в чем-то ограничить себя, может произойти перекос. Ведь так часто бывает, когда в семье много детей, а родителям заняться ими в силу занятости просто некогда, тогда дети остаются недолюбленными, брошенными на произвол. Мы это понимаем и не хотим так. На том уровне, на котором мы сейчас общаемся с ребенком, иметь второго — значит снизить уровень внимания и заботы к обеим, а делать этого ох как не хочется.
— Вы открыли актерскую школу, почему закрыли? Не пошло дело?
— Я хотел попробовать это направление в плане бизнеса, выступал в проекте как предприниматель. Собрал хороший преподавательский состав из «Щепки», из «Щуки», ГИТИСа и МХАТа — всех своих знакомых, в профессионализме которых был уверен. Все это организовал, наладил, и полгода были счастливы и довольны, все… кроме меня. (Улыбается.) Я переоценил свои ресурсные возможности. Этому дело требует много внимания и времени, которых у меня просто не было. Поэтому, чтобы себя не мучить, я закрыл этот проект. Еще я понял, что заниматься активным бизнесом я не хочу и не буду, сосредоточусь на других направлениях.
— Исключительно на актерской карьере?
— Не только. Во время пандемии я детально разобрался в вопросах биржевого трейдинга, прошел курсы работы с криптовалютой. Сначала во всем сам разобрался, но потом решил все-таки нанять личного брокера на валютно-фондовой бирже. Потому что самому постоянно сидеть «на кнопке» — опять же, нужно время, которого не так много.
— Какие успехи на бирже?
— До февральских событий было вообще все замечательно, но сейчас на биржах непростой период.
— Довольны собой, как инвестором?
— Доволен на тысячу процентов. (Улыбается) Биржевая деятельность — это прямо мое, буду развивать ее по возможности.
Евгений Николаев
Фото: PR НТВ, личный архив
