Тереза Диуро: почему бы не убрать расовые барьеры в профессиональной реализации людей?
На телеканале «Россия» состоялась премьера нового захватывающего сериала «Лихорадка», в котором рассказывается история борьбы российских врачей с новой и смертоносной вирусной инфекцией в одной из развивающихся стран Африки. Исполнительница одной из главных ролей в сериале Тереза Диуро в эксклюзивном интервью «ТН» рассказала о своей первой большой роли в кино, трудном детстве и чему необычному научил ее на театральной сцене Сергей Шакуров.
— Это ваша первая большая роль в многосерийном фильме. Как работалось?
— Физически мне было очень сложно, потому что это были многодневные экспедиции, в том числе в далекую Африку. Поскольку у меня в это время были еще спектакли, гастроли, пришлось работать на износ, практически без выходных. Уф! Да, это было непросто, но я справилась. (Улыбается.) Что касается внутреннего эмоционального состояния, то работать в таком проекте, с такой командой — это одно большое удовольствие. Даже не верится, что все это со мной было! Еще пару лет назад у актрис моего типажа вообще не было перспектив получить нормальную, а тем более главную роль. Когда я получила сценарий «Лихорадки», то долго не могла поверить, что это реальность. Я просто загорелась ролью и мечтала ее сыграть.
— Ваша героиня училась в России, потом вернулась на родину в Африку, где в сложных условиях ей приходится ежедневно спасать людей, рисковать жизнью. Мысленно не спрашивали себя: «Я смогла бы так?»
— Я прекрасно понимаю Софи Диогу и ее непростой выбор. Для нее это не просто работа, а миссия. Африка — это все еще континент, где по большей части живут нищие люди и очень сложная ситуация с медициной, образованием. У меня был подобный опыт, когда я отправилась волонтером в Уганду. Нашей задачей было найти частных спонсоров для африканских детей, которые хотят учиться в школе. На тот момент для обучения в школе-интернате требовалось всего 50 долларов в месяц. Сумма вроде небольшая, но очень многие африканские семьи не могут себе этого позволить. Я видела, в каких условиях живут дети и спрашивала у них, кем они хотят быть. Меня поразило, что они поголовно отвечали: либо врачом, либо учителем.
— Наверное, они видят, насколько это героическая профессия учитель или врач?
— На мой взгляд, здесь больше речь не про героизм, а про патриотизм. Они действительно хотят выбрать профессию, которая могла бы помочь людям конкретной страны. Сначала это сложно понять, но такая жертвенность — это их естество, веление души. Помню, приходит к нам ребенок лет четырех, мы даем ему конфету, но он ее не ест, а идет делиться еще с тремя такими же малышами. В Африке дети воспитываются иначе, они уже с трех лет заботятся о младших, все делят пополам. Там был мальчик, Майкл, ему было 10 лет. У него довольно тяжелая семейная ситуация: с мамой и бабушкой живут в нищете, причем у матери тяжелое психическое заболевание. Мы ему покупали одежду, обувь, даже матрас купили. И у нас с ним возникла какая-то незримая связь, я очень хотела взять над ним опеку, привезти в Россию. Но потом поняла, что он будет счастлив только на своей родине, со своей семьей. Африканские дети действительно счастливы от того, что у них есть связь с природой, семьей. Привычные социальные коммуникации у них на совершенно другом уровне, как и жизненные ценности. Я думаю, это было бы медвежьей услугой, если бы я привезла этого ребенка сюда.
— В фильме участвовали аборигены — представители племени масаи, как работалось с ними, был ли какой-то барьер?
— Не было никакого барьера. Они абсолютно спокойно отнеслись к съемкам и старались помочь во всем. Они очень искренние. В фильме есть сцена, где я танцую перед старейшинами племени. Снимали в настоящем гетто. И вот я выхожу в центр в этническом наряде, а подростки лет 16 смотрят и с таким искренним восторгом шепчутся: «Оh, princess, princess!» Потом еще говорили мне: «Нам нравится, как ты танцуешь» и проходу не давали. (Улыбаетс.) Для них, конечно, участие в съемках было настоящим культурным событием.
— Вы говорили, что во время съемок остро почувствовали причастность к своим африканским корням. В чем это проявлялось?
— Знаете, в детстве я долго не могла понять, кто я, как мне себя идентифицировать. Я выросла в Белоруссии и душа у меня максимально славянская, а внешность экзотическая. То, как меня воспринимали окружающие люди и как я себя ощущала, — в этом был тотальный диссонанс. Поэтому в какой-то момент мне было даже немножечко стыдно за свои африканские корни. Детская среда довольно жестокая, и когда тебя постоянно дразнят, обзывают, это ранит. Ну за что? Ведь ты не выбирал, с какой кожей родится.
— Роль Софи Диогу помогла в самоидентификации?
— Когда я готовилась к роли, стала много читать про этот континент, слушать африканскую музыку, поняла эстетику и красоту африканских женщин. У них же какая-то своя красота, которая, может быть, не вписывается в наши каноны. Это что-то первозданное, немножечко животное. Когда они поют и танцуют под барабаны — это завораживает, вводит в транс. Во время съемок я тоже танцевала, закрыв глаза. Не знаю, как это все объяснить, но внутри меня проснулась какая-то новая энергия, которая поднималась от земли по ногам и проходила через все тело. Только там я поняла, что во мне органично соединились два начала — отцовское и материнское, Африка и Беларусь. И они не должны бороться, они должны существовать во мне вместе, как одно целое. Ведь от каждого из родителей я взяла самое лучшее: от отца — темперамент, артистичность, музыкальность; от матери — утонченность. Я это приняла только там и горжусь этим.
— А вы с отцом поддерживаете связь?
— Да, мы общаемся, но с моих трех лет не виделись. Нашлись в фейсбуке, когда мне было 19 лет. Он был очень счастлив. У меня было желание поехать к нему на родину в Кот-д'Ивуар, я даже запланировала поездку в 2020 году, но грянул ковид, и, к сожалению, не получилось.
— У вас много направлений, в которых вы реализуетесь творчески — это и музыка, и модельный бизнес, и телевидение, и актерское. Вы для себя решили, какой главный?
— На данный момент — это актерская карьера. Это то, чего я всегда хотела. Я считаю, что вся моя разнообразная деятельность в Москве была подготовительным этапом, закладывающим кирпичики в здание того, чем я занимаюсь сейчас.
— Это объективно самый сложный путь из-за ограниченности ролей, которые вам могут предложить. Почему пошли этим путем?
— Получилось, что это не я выбрала, а этот путь ко мне пришел. В 2020 году началась пандемия, из-за чего онлайн-платформы стали стремительно развиваться, и внезапно мне стали приходить приглашения на пробы в различные проекты. За лето 2020 года у меня было три параллельных проекта. Я подумала о том, что стоит рискнуть и занялась актерской карьерой вплотную.
— Но вы сотрудничали с Максимом Фадеевым. Он и сам талантливый человек, и умеет всех раскрутить через свой лейбл. Сейчас сотрудничество продолжается?
— К сожалению, это был всего лишь год, потому что на тот момент Максим набрал несколько новых проектов, новых артистов, но развитие это сотрудничество не получило. Я об этом очень сожалею. Кстати, когда я была на лейбле, мне пришло предложение сняться в сериале «Отель «Элеон». Когда меня утвердили, я поняла, что мне больше нравится существовать в кадре, чем петь на сцене.
— Когда Максим Фадеев с вами говорил об образе, он что хотел? Сделать из вас российскую Карди Би? В начале вы ведь исполняли песни в другом жанре — более мелодичные, а тут резкий переход в рэп.
— Самое забавное, что все эти песни писала я. Весь материал: и лирика, и рэп — это все мое. Но тогда у Максима Фадеева был конкурс в SEREBRO, в рамках которого нужно было выкладывать видео. Я выложила кавер на песню Карди Би. (Улыбается.) И меня пригласили в офис, Максим тогда сказал: «Вот, давай развиваться в этом ключе». Мы записали несколько треков, начались гастроли. Но тут у меня неожиданно проявился невероятный страх выступления на сцене. Только спустя время мне удалось его преодолеть.
— Разочаровались в музыке?
— К сожалению, сценическое исполнение — это не мое. Меня сильно утомляли перелеты, гастроли, все эти ожидания выхода на сцену. После выступления я себя чувствовала выжатым лимоном, полностью разряженной, как будто батарейки внутри сели. В кино и на сцене театра в плане энергозатратности все как-то по-другому. Я обожаю работать в кадре — это вот точно мое. Даже в детстве, когда шла по улице, часто представляла, что я снимаюсь в кино, разыгрывала какие-то мизансцены, забывалась и только потом понимала, что вокруг меня вообще-то чужие люди. Наверно, со стороны это дико смотрелось. (Улыбается.
— Будете еще продолжать музыкальные эксперименты?
— Теперь я очень хочу писать саундтреки для фильмов. Вообще я сейчас смотрю кино не как зритель, я оцениваю все и анализирую комплексно: раскадровку, режиссерскую и актерскую работу. В будущем я вижу себя не только актрисой, но и человеком, который создает кино.
— Вы учились у известного немецкого сценического педагога Йорга Андрес. Почему выбрали его и в чем уникальность его методики?
— Он 30 лет посвятил изучению и развитию методики великого русского актера и педагога Михаила Чехова. Он говорил, что Чехов очень страдал от того, что, будучи в эмиграции, не может передать свой метод русским актерам. У Йорга своя академия. А еще он человек, который умеет привить артисту невероятную любовь к профессии. Для меня сейчас метод Чехова предпочтителен в работе. В нем скрыт огромный потенциал, поскольку нужно работать с воображением. Если посмотреть актерские работы Чехова, то каждый раз на экране мы видим совершенно нового человека — это просто невероятно.
— Вы говорили, что вам более привлекательны экшн-фильмы. Почему?
— Когда я смотрю голливудские блокбастеры, всегда думаю: какая это титаническая актерская работа. Это же совершенно другой уровень подготовки, технологий. Я этим очень увлечена и хочу, чтобы однажды и у нас было такое кино. Еще хочется раскрыть себя в комедии. У меня есть задатки для этого: чувство юмора, подвижная мимика, я могу быть очень смешной в кадре.
— Не так давно у вас появилось еще одно творческое направление — театральное. Уже есть роль в спектакле «203-205» в «Современнике» с Мариной Нееловой и Леонидом Ярмольником в главных ролях? Вам интересен и этот опыт?
— Безусловно! Театр — это что-то особенное! Я хорошо учусь именно на практике. Мне бесполезно что-то объяснять, пока я сама все не попробую. Тем более, я играю с такими титанами! Испытываю трогательную любовь к Марине Мстиславовне. Она великая актриса, очень остроумная и ироничная женщина. Я счастлива возможности просто стоять с ней на одной сцене.
— Неелова и Ярмольник взяли шефство над вами?
— Они невероятные! Мы играем уже два сезона, и я почувствовала рядом с ними некую свободу, часто импровизирую на сцене. Когда мы снимались с Сергеем Шакуровым в «Оливье», он рассказал, что во время спектакля часто делает небольшие экспромты, постоянно что-то новенькое выдает, чтобы не было скучно. Я тоже попробовала, и оказалось, это хорошо работает. Конечно, в рамках допустимого. (Улыбается) Когда партнеры не ожидают от тебя чего-то подобного, получается более живая реакция.
— В детском возрасте практически все дети межрасовых браков переживали сложный период. И у вас такой. Эти испытания сделали вас сильнее или это травматичный опыт, который хотелось поскорее забыть?
— Пожалуй, сделали сильнее. Мой самый сильный мотиватор чего-то достичь — это слово «вопреки». Я часто говорила в то время себе: «Я им всем докажу». Наверное, выбор профессии был именно этим и обусловлен. Чтобы получить какое-то принятие, чтобы меня наконец-то признали своей.
— А все эти люди, которые вас буллили, они сейчас потерялись за горизонтом или как-то проявляют себя? Не пишут вам в соцсетях: «Извини, Тереза, мы были не правы».
— Как раз недавно в «ВКонтакте» мне написала бывшая одноклассница: «Тереза, прости меня, пожалуйста, за то, что я была с тобой груба. Я была глупой». А я вообще этого не помню! Ну правда! Совсем не помню, чем она могла меня обидеть. Мы же были дети! Так ей и написала в ответ. Она пишет: «Но все равно это меня не оправдывает».
— Главное ведь, что она это помнит. Пронесла через всю жизнь и чувствует за собой несправедливость, которую она проявляла по отношению к вам. Это ее мучило, пока она прощения не попросила.
— Возможно. Вижу, что подписались на меня и бывшие одноклассники, даже один мальчик, который меня тогда настолько достал, что я прямо во время урока подошла и предупредила его, что ударю, если он не прекратит свои оскорбления. Он не прекратил, и тогда я со всей силы врезала ему в ухо. Это было жестоко, но он меня, правда, сильно задирал, не было сил уже терпеть. Характерно, что классная руководительница мне ничего не сказала, даже она была на моей стороне.
— Он все понял и прекратил?
— Нет, но он перестал делать это открыто. Вообще я многие негативные моменты, связанные с буллингом, уже и не помню, я не злопамятная. (Улыбается.) Больше запоминались другие моменты. Когда мне было 14 лет, я была влюблена в мальчика, писала ему стихи, а его одноклассники об этом узнали и жестоко высмеяли меня. А у меня тогда был еще и активный пубертатный период: все лицо в прыщах было, непонятно что творилось на голове. Мы же с бабушкой не знали, как с моими непослушными афроволосами справиться, мучились страшно. В общем, выглядела я тогда явно не лучшим образом, и это только добавляло драматизма ситуации. Бабушка меня, конечно, успокаивала: «Не обращай внимания, они все еще бегать за тобой будут», но мне эти утешения, к сожалению, мало помогали.
— Сейчас вы становитесь более медийной, ксенофобии вокруг вас становится меньше?
— Хочется вообще искоренить всю эту токсичную ксенофобную ауру в нашем обществе. Чтобы не только темнокожие, но и другие этнические группы не чувствовали себя в многонациональной России изгоями. Моя подруга — актриса азиатской внешности, очень талантливая, но сидит сейчас без работы в кино только по этой причине. Мы же не только многонациональная, но и мультирасовая страна. Почему бы не убрать в том числе расовые барьеры в профессиональной реализации людей?
— Хотите пробить эту стену непонимания и несправедливости?
— Я верю, что удастся что-нибудь сделать в практическом плане. Например, собрать мультирасовый проект, и это будет наверняка интересно сегодняшнему зрителю. Я читала много историй о том, что детей из межрассовых браков, которые растут в таких городах, где он один на весь город, сильно буллят: воспитатели в садике, родители детей. А ведь самое тяжелое в детском возрасте — быть аутсайдером. Хотелось бы, чтобы посредством различных культурных проектов изменилось мировоззрение нашего общества. Хочется сделать его добрее, терпимее.
— Одна из ваших песен называется «Я буду лучше». Какой «лучшей» вы себя видите в недалеком будущем?
— Хотелось бы, чтобы этот процесс не прекращался всю жизнь. Когда достигнешь потолка, потом ведь непонятно, куда двигаться дальше. (Улыбается) Хочу в профессиональном плане активнее развиваться. Быть более продуктивной и не откладывать дела на потом, на последний момент. Понимаю, что могла бы делать больше. Но, с другой стороны, я даю себе возможность двигаться по жизни по наитию. Конечно, хотелось бы стать мотиватором для людей, которые чувствуют себя аутсайдерами в нашем обществе. Показать личным примером: вот смотри, если у меня получилось, значит, у тебя тоже получится.
— Многие наши читатели интересуются, как у вас с личной жизнью.
— У меня все отлично. Есть любимый муж и две собаки. Детей пока нет. Я, конечно, планирую, но не сейчас. Недавно вот у меня родился племянник, я его пока не видела, но надеюсь, что в скором времени смогу к нему полететь. У мамы нас четверо: мы с сестрой и два брата, они погодки. Все, кроме сестры, сейчас живут в Белоруссии. Дедушка умер два года назад, бабушка осталась одна. Мама переехала с семьей, чтобы быть рядом. До этого они жили в Бейруте. Братья разговаривают на нескольких языках. Думаю, переезд стал для них огромным стрессом, но они справились и я очень сильно горжусь ими.
— А вы сколько языков знаете?
— К сожалению, не так много. Русский, белорусский, английский на 70 процентов, французский вот, к сожалению, забыла. Во время пандемии решила плотно им заняться, но грамматика там настолько сложная, что пока отложила до лучших времен. Мне нужна языковая среда. Надеюсь, что в скором времени поеду к отцу в гости, там попрактикуюсь. На слух французский язык хорошо воспринимаю, а вот грамматика — все, провал. (Улыбается.)
Евгений Николаев
фото: телеканал "Россия", личный архив
