Ирина Линдт, последняя любовь Валерия Золотухина, — о себе, о сыне, продолжившем династию
Актриса стала последней любовью народного артиста Валерия Золотухина и подарила ему сына Ивана, которому недавно исполнилось 20 лет. Сегодня она руководит Культурным фондом имени Валерия Золотухина, детским театральным центром при фонде, а также максимально загружена работой сразу в нескольких театральных постановках. В Новом Театре под руководством Эдуарда Боякова состоялась премьера спектакля «Розовое платье», главную роль в котором сыграла Ирина Линдт. Это своеобразный сиквел пьесы А. П. Чехова «Три сестры», где действие происходит 30 лет спустя. О своей самой непростой роли, ностальгии по прошлому, отношении к возрасту и сыну Ивану, который продолжил династию и учится сейчас в театральной школе Олега Табакова, актриса рассказала «ТН».
— Расскажите о премьерном спектакле «Розовое платье», чем вас привлекла эта работа?
— История этого спектакля началась несколько лет назад, первая постановка была во МХАТе им. Горького, успели сыграть только премьеру и потом произошла смена руководства и репертуара. Для меня это был, так сказать, набросок. Тогда, конечно, это был вызов, потому что на все про все было чуть больше месяца, а у моей героини 30 страниц текста, спектакль практически монолог. Такой опыт у меня впервые, когда ты с утра до вечера изо дня в день ходишь с листочками, было непросто даже на физическом уровне, ощущения дурноты от постоянного заучивания текста. Тогда я еще не успела до конца ощутить весь кайф от этого материала в очень сжатые сроки, не было возможности освоиться и расслабиться.
Сейчас репетировать спектакль в Новом Театре мы начали заранее, это не калька того спектакля, что был во МХАТе. Другое пространство, другие партнеры, визуальные решения, больше погружения в ту жизнь, фантомов и так далее. Это уже другая ступень работы над спектаклем, над ролью, и мы с Эдуардом Бояковым очень большую работу проделали над потрясающим текстом Натальи Мошиной. Разбирали его на микроскопические частички, где, что, почему, откуда, что главное. Целая жизнь была прожита с этим персонажем. Это особый опыт для меня, ролей такого объема в моей жизни, наверное, не было.
— А какая она, ваша чеховская Наташа Прозорова? Насколько вам близка и отзывается в сердце?
— В интерпретации Натальи Мошиной это очень живой человек, но здесь все идет через воспоминания. Мы когда вспоминаем свою молодость, прошлое, вспоминаем его по-другому, чем мы проживали в тот момент. Когда прибавляется жизненный опыт, взгляд со стороны, через время и появляется осмысление того, что происходило с тобой. Здесь Наталья не совсем чеховская в нашем привычном восприятии этого персонажа, все равно есть канон мещанки, которая пришла со своими взглядами в дом интеллигентных трех сестер и все там разрушила, переломала. Но в нашем прочтении становится понятно, что никакой она не монстр, в чем там могли быть конфликты внутри этой семьи и что за человек была Наталья. Мне она глубоко симпатична, потому что это человек, который стремился жить, познавать мир, открыт ему, в отличие от трех сестер, которые в штампе интеллигентных, дворянских кровей, существовали в скучной реальности, пытаясь вырваться из нее через какие-то романы, что-то еще. А Наталья более живая, витальная, открытая этому миру. Поэтому мне и было интересно находить параллели со своей жизнью, ведь здесь невозможно сыграть какой-то отстраненный персонаж, история должна откликаться в тебе, это было особенно интересно и приятно.
— А вам свойственно вспоминать прошлое, ностальгировать по тем или иным периодам жизни?
— У меня чаще всего воспоминания прошлого случаются не в одиночестве, а когда встречаюсь с близкими людьми. Начинаем вспоминать вместе, бывает, доходит и до слез, каких-то сентиментальных моментов. Когда мы вспоминаем свою молодость, прошлое и рассказываем о нем, мы часто делаем это с сегодняшним отношением к нему. Прибавляется жизненный опыт, взгляд со стороны, через время, и появляется осмысление того, что происходило с тобой. С теплом вспоминаются какие-то счастливые моменты, и ты понимаешь, что они были счастливыми, лишь спустя время. Потому что реальная жизнь нам кажется как будто неинтересной, а только потом ты понимаешь, как был счастлив и как было здорово. Даже моменты, которые в то время казались тебе тяжелыми, и ты мучился, страдал, а время прошло, и думаешь, как было классно уставать от любимого дела. Сейчас часто вспоминаю сына, когда он был маленьким, а ему на днях исполнилось 20 лет.
— Как сегодня складываются ваши отношения с театром? Довольны своей занятостью и ролями, которые играете?
— На данный момент у меня во МХАТе спектакль «Золушка», где я играю фею, «Мастер и Маргарита», где играю Маргариту, а в спектакле «Женщины Есенина» Айседору Дункан. Репетируя «Розовое платье» в Новом Театре, недавно ввелась на Машу в «Трех сестрах», и это была любопытная параллель, потому что побыть с двух сторон баррикады было очень интересно. Есть еще спектакль Дмитрия Бикбаева «На стриме» в Новом Манеже. И вот «Розовое платье». Время от времени появляются новые проекты. В принципе я довольна, если можно так сказать, так как человек обычно не бывает до конца удовлетворен, ему всегда хочется чего-то большего. И до тех пор, пока все так, это хорошо, а когда ты успокаиваешься и тебе ничего не хочется, то надо уже, наверное, на пенсию идти и огурцы сажать. Это неплохо, кстати, у всех в свое время приходит, когда происходит насыщение личных амбиций и хочется просто созерцать, наслаждаться спокойствием. Кому-то это нужно, кому-то нет, а кому-то надо до конца работать. Про себя я до конца не могу сказать, мне нравится и то, и то, и хорошо бы это умудриться совместить.
— Чего хочется сейчас, какие планы у вас на обозримое будущее?
— Планов я давно не строю, потому что все так быстро меняется, и часто от тебя ничего не зависит. Самое интересное, когда ты не строишь глобальных планов, наоборот, бывает ощущение, что пути открыты и приходит работа, проекты. В такой гармонии и равновесии проще и интереснее существовать, чем когда ты начинаешь совершать «подвиги». У меня есть фонд, детский театральный центр «Премьера» при фонде, мы работаем с детьми. Там строятся планы, так как я один из руководителей и от меня многое зависит, какие спектакли будут у нас. Там интересная работа, мы ни от кого не зависим в плане творчества и идей. У нас там своя семья, к нам приходят потрясающие дети, мы их привлекаем и во взрослые проекты. Вот сейчас будет проект «Соборная площадь». Он будет идти в Кинопарке, я тоже принимаю участие, буду играть Марину Мнишек. И там будут участвовать дети из нашего центра.
— Если вернуться к началу пути, кто стал вашими главными учителями в профессии? Чьи наставления вы передадите своему сыну, который продолжил династию?
— Самым первым и главным учителем был мой художественный руководитель Юрий Вениаминович Шлыков, который, я считаю, заложил в нас самое важное — отношение к профессии. Спустя много лет четко понимаю, насколько правильные вещи он говорил, как нужно работать, относиться к себе, партнеру, как существовать. Это была та база, без которой невозможно было бы существовать в профессии дальше, и с годами, с практикой ты особенно это понимаешь. Потом был Юрий Петрович Любимов, у которого тоже многому пришлось научиться, работа со стихом была огромная в театре на Таганке, он учил, как правильно читать тексты. Актер, мне кажется, должен учиться всю жизнь, и чем больше будет разных режиссеров, тем интереснее, и ты будешь разнообразнее. Потом у меня была огромная школа в Японии у Тадаши Судзуки, это совсем другой театр, подход, работа. Я даже вела тетрадь и записывала за ним какие-то интересные вещи, потому что он потрясающий мастер, своих актеров тренирует лично, сам тратится, вкладывается, объясняет. Поэтому для меня работа с ним была очень значимой. Интересно было работать с Галиной Полищук. И наша последняя работа с Эдуардом Бояковым, когда возникает диалог с режиссером, когда ты начинаешь чувствовать, находясь на сцене: «Эх, сейчас, он там недоволен, потому что я чуть замедлила темп», и возникает нить абсолютного понимания. Это какие-то очень ценные вещи с точки зрения профессии, и с человеческой в том числе. Мне всегда везло на мастеров, режиссеров.
— Вашему сыну Ивану исполнилось 20 лет. Чего пожелали и каким видите его будущее?
— Я смотрю на него и радуюсь, радуюсь тому, что у него есть чувство внутренней хорошей уверенности, не отвязной какой-то, а у него в этом есть гармония. Я, например, всегда была сомневающаяся, мне всегда что-то во мне не нравилось, казалось, что это я не смогу, не сделаю. У сына, может, тоже есть такие моменты, но в то же время он мне как-то сказал: «Мам, да все у меня будет хорошо». И был момент, готовилась я к интервью, перечитывала дневники Валерия Золотухина, и там он говорит фразу, что никогда в жизни у него не было сомнений, что в профессии у него будет что-то не так. Не помню дословно, но смысл такой. Буквально на следующий день мне Ваня произносит эту фразу. Когда на него смотрю, желаю ему, чтобы он это ощущение сохранял. И еще хочется пожелать, чтобы у него не было разочарований.
— Профессиональных или в жизни?
— Все важно, профессиональное и личное, никто из нас не избежал драм человеческих. Вот чтобы не было этого разочарования. А так сын у меня замечательный, и я рада, что он такой получился.
— В каких проявлениях Вани вы себя узнаете, а в каких — Валерия Сергеевича?
— Вот Ваня начинает, например, репетировать отрывок, и тут же пытается строить декорации какие-то, у него есть режиссерские замашки. У меня тоже было такое, чтобы обставить, поинтереснее сделать. Смотрю и вижу, это же прямо я.
— А в чем видите Валерия Сергеевича?
— Я уже говорила, что в определенном подходе и к жизни, и к профессии. Сын очень добрый, хотя он более брутальный и крупнее, выше отца. И душевная доброта, он очень внутри нежный, ранимый, восприимчивый, но при этом у него есть стержень и характер, которого не было у отца, отец был очень мягкий, а Иван может быть и грубоватым.
— Как вы оцениваете творческий потенциал и успехи сына? Вы никогда не противились тому, чтобы он пошел по актерскому пути?
— Когда Ваня был маленьким, для меня было очевидным, что он в полном смысле актерский ребенок, он всегда читал хорошо, играл, но, зная определенные сложности профессии, я никогда не пыталась затащить его туда. Никогда не водила по кастингам, не устраивала пробы. Только когда была возможность с собой на съемки взять или если его приглашали на детские роли, в рекламу, тогда я его водила. В театре он со мной занимался, что-то играл. Но когда пришло время определяться с профессией, я поняла, что он в школе в 10-м классе ничего не делает уже. В это время дети начинают готовиться к поступлению, а он совсем начинал скатываться. И тогда я ему сказала идти в Табакерку.
— Почему выбрали театральную школу Олега Табакова?
— Ваня же тогда еще не закончил школу, а туда берут после 9-10-го класса, он как раз учился в 10-м классе и скатился. Если до этого у него в аттестате было в основном 4 и 5, то в 10-м классе пятерка была по физкультуре да по обществознанию.
— А с чем это было связано?
— Наверное, ему все это было не интересно, он не понимал, для чего ему эти знания. И я, глядя на это все, стала задумываться, куда ему пойти учиться. Тут он целиком ушел в музыку, освоил электрогитару, фортепиано, я поняла, что он абсолютно направлен в творческую сторону, и сказала: «Иди в театральный, не трать время на 11-й класс, ты не сдашь ЕГЭ со своим оценками». Как раз в этот год Табакерка набирала учеников. Он согласился, пошел и поступил. Понял, что это его место, был очень счастлив.
— Там же сложно учиться.
— Да, там даже до слез у некоторых доходит, кто-то не выдерживает, отчисляют прилично, и осталось их на курсе не так много. Но это и прекрасно, потому что понять актерскую профессию можно только когда варишься целиком в этом котле, в этом случае ты будешь максимально продуктивен. Сын уже занят в нескольких спектаклях театра Табакова. Сейчас он снимается в фильме «В списках не значился», это тоже проект театра.
— То есть Владимир Львович Машков отмечает его?
— Да, мне кажется, Владимир Львович Ванькин мастер. Я не знакома с ним лично, но по его интервью, по актерским ролям вижу, что его энергия, харизма и творческая направленность — абсолютно то, что нужно Ване.
— Как считаете, Ваня стал взрослым мужчиной в свои 20? Сепарировался от вас или пока вы еще держите его под контролем?
— Наполовину он уже сепарировался, но до конца будет, когда сам начнет зарабатывать на жизнь и полностью вести свои дела, когда появится ответственность такого плана. А так он абсолютно самостоятельный взрослый парень, вещи ему уже не покупаю, потому что можно купить не то. Я это приняла, потому что раньше думала: «Как он будет жить не со мной?», мне казалось, что это немыслимо.
— Он всегда был мамин сын, да?
— Мы с ним всю жизнь вместе, не расставаясь никогда. И мне казалось, что я буду страдать, когда он повзрослеет. Но, когда все происходит правильно и органично, то нет этого страдания. Да, я, конечно, скучаю, хочется поболтать с ним, но, когда вижу, что ему хорошо, он занят своим делом, то на душе спокойно и есть спокойствие и тепло внутри, что все так. Поэтому происходит естественное принятие.
— У вас прошедший год вообще юбилейный, и у Вани юбилей, и вы отметили весной. Для многих женщин 50 лет — психологический барьер, сильные переживания. А что для вас значит возраст? Насколько вы гармонично себя ощущаете?
— Это действительно какая-то очень странная цифра. У меня до сих пор не укладывается в голове, цифра солидная, а у меня нет ощущения, что я в этой цифре. Это не про меня. И я решила не смотреть на даты, потому что то, что я на данный момент в жизни чувствую, как я ощущаю эту жизнь, на все это данная цифра не влияет никак.
— Переживаний, депрессий по этому поводу не было?
— Не впадала никуда, хотя все время шутишь на эту тему, говоришь. Конечно, я понимаю, что уже не 20 лет, но в каждом возрасте есть своя прелесть, и бесспорно есть внутреннее ощущение свободы, усталость от жизни в хорошем смысле, не хочется воевать с какими-то призраками. Есть жизненный опыт, который тобой пройден, и понимание, что какие-то вещи ты уже отработал, отжил в этой жизни, и тебе не надо больше по этому поводу переживать, есть жизнь, которая идет сейчас. Имея этот опыт, ты пытаешься брать из жизни самое лучшее, хорошее, чувственное, и не хочется себя мучить лишний раз. Есть особая прелесть, когда ты можешь внутренне расслабиться, взглянуть на какие-то вещи по-другому, доверять себе, во мне всегда был перфекционизм, но уже хочется отпустить себя. Вот сегодня ты сделала работу, ты всегда делаешь по максимуму, но результат может быть разный, и это не потому, что ты сегодня отнеслась спустя рукава, а завтра хорошо. А дело в том, что есть много обстоятельств, факторов, жизнь живая, она течет, меняется и чувствовать это течение — в этом главное удовольствие.
— Сейчас, когда сын стал взрослым, чувствуете, что можете больше посвящать времени себе, своей личной жизни?
— Да, в этом смысле свобода появилась, потому что, когда он был маленький, моя жизнь была вокруг него, уроки, развитие, праздники, быт, еда, одежда… А сейчас нет такой необходимости, появилось время, и я уже могу чаще своими делами заниматься. Поэтому определенная свобода есть, больше времени на себя.
— Чем вам запомнился 2024 год? Какие моменты вас вдохновляли?
— Для меня сейчас все эмоции связаны с людьми. Вообще люди в нашей жизни — это какой-то определяющий момент, я люблю повторять в последнее время, что самое плохое у нас в жизни от людей и все самое хорошее тоже от них. Если ты оказываешься в компании людей, которые тебе близки, то твоя жизнь становится приятнее, спокойнее и интереснее. И наоборот, плохо быть там, где тебя не любят. В этом году у меня было много новых знакомств, это новые эмоции и чувства. Поэтому для меня те люди, которые приходят в жизнь с ощущением добра и любви, — это главные события и приобретения.
фото: Николай Фролочкин, Новый театр, личный архив
